Девятый император - [125]

– Его дело воинское, а твое крестьянское, – говорил староста юноше. – Оставался бы дома, на земле, где батька твой похоронен. Родная земля – она сердцу дорога!

Но Ратислав и слышать ничего не хотел. Утром, в день отъезда, он запер дверь избушки, в которой прожил столько лет, поклонился дому, потом пошел на погост, где побывал на могиле отца. Постоял он и у могилы Агея, в которую воткнул три стрелы. Хейдин и девушки уже ждали его на околице, готовые к походу.

Зарята не показался в Чудовом Бору ни разу – сельчане оттого охотно поверили Ратиславу, когда он рассказал им про ангела и огонь небесный, поразивший монголов. Чудовоборцы видели зеленые молнии, бьющие из облаков, вспышки огня, какую-то тень в небе и множество монгольских трупов на тракте и по бокам от него, сожженных огнем – тем быстрее они поверили в ангела, поразившего вражескую рать. Дракон объявился позже, когда отряд уже отъехал от Чудова Бора довольно далеко. Потом он навещал стоянку путников после заката.

– Что это за Круг? – спросила Липка, нарушив мысли Руменики. – Какое-то место? Особенное, да?

– Из-за Круга пришел в твой мир Хейдин. Я и Акун тоже пришли из-за Круга. И Зарята. Понимаешь?

– Ой, боязно мне что-то! – зашептала Липка. – Зарята-то обгорел, когда через этот самый круг проходил. И баба, что с ним была, погибла. Как бы и нам того… не обжечься.

– Хейдин тебя любую будет любить, – сказала Руменика.

– Женщине без красоты никак! Она для своего мужа лучшей должна быть.

– А Хейдин часто тебе говорит, что ты красивая?

– Всегда, – с гордостью и нежностью ответила Липка.

– Хотела бы я, чтобы мне кто-нибудь так говорил, – призналась Руменика. – Счастливая ты, Липка. Ничего не бойся – мы пройдем за Круг, ничего с нами не случится!

Она посмотрела в пасмурное небо, пытаясь углядеть в нем Заряту, но дракона не было видно. Они были одни на этой равнине, которая разрывалась языками темного хвойного леса, под серым свинцовым тяжелым небом, где солнце было постоянно закрыто пеленой туч. Снег кое-где растаял, обнажив болотистую почву. Лошади чувствовали опасные места, обходили их. Руменика смотрела по сторонам и думала, что такой суровой и первозданной красоты ей никогда раньше не приходилось видеть. Большую часть своей жизни она прожила в бедном квартале Гесперополиса, среди убогих домов бедноты, где царили теснота, зловоние и убожество. Потом была недолгая жизнь с Нелленом, красивая и короткая, подобная жизни цветка; затем жизнь привела ее в красный Чертог, где роскошь и великолепие дворца поразили ее не меньше, чем лицемерность и развращенность его обитателей. Если нищета Заречного квартала угнетала ее, спокойный уют дома, где она жила с Нелленом, расслаблял и порождал надежды на будущее, а роскошь Красного Чертога будила страсть к получению удовольствий, то этот мир разбудил в Руменике новое неизвестное до сих пор чувство – бешеную жажду свободы. Эти безграничные просторы, эта первобытная красота ландшафтов, этот пахнущий морозом и свежестью воздух, это ощущение бесконечности пространства и времени, которое рождалось среди лесов и равнин мира, называемого Русью, поражали Руменику; никогда раньше она не ощущала себя такой свободной, такой цельной, такой сильной. Когда-то, пройдя через Круг вместе с Акуном. она испытала животный ужас при встрече с этим миром; теперь же ей казалось, что она всегда жила среди этого первобытного холода, этой девственной чистоты и простора. Если ей суждено вернуться в мир, который она когда-то оставила, эта земля будет еще долго напоминать о себе – может быть, до последнего вздоха. Но это в будущем. А пока они еще находятся на этой земле, и заснеженный путь кажется бесконечным, и проклятого самовлюбленного дракона нигде не видно. Ничто так не раздражало Руменику, как неизвестность. А у Заряты как раз редкий дар создавать эту самую неизвестность. Одна надежда – что после заката он явится к их юрте и объяснит, что к чему.

Хейдин впереди остановился. Девушки, переглянувшись, пустили коней вскачь, подъехали к ортландцу.

– Мы приехали, – сказал Хейдин, показывая вперед.

Зрелище было величественное и жутковатое. Прямо перед ними, насколько хватал глаз, простиралось громадное ледяное поле, покрытое причудливыми ледяными торосами, полупрозрачными и матовыми, с изломанными краями, похожими на поставленные торчком плиты или перевернутые огромные сосульки. Края поля справа и слева терялись за горизонтом, так что объехать это место не было никакой возможности.

– Русло реки, – заявил подъехавший Ратислав: весь день он неукоснительно выполнял распоряжение и держатся в арьергарде. – Молога, наверное.

– Ты знаешь названия всех рек в этой земле? – поинтересовалась Руменика.

– Отец мне рассказывал еще в детстве, как они с друзьями охотниками ажио до Молога на севере доходили, – пояснил Ратислав. – Вот я и подумал, что и мы до Мологи добрались.

– Как же теперь быть? – спросила Руменика Хейдина. – Лошади тут не пройдут.

– На лед нельзя! – предостерег Ратислав. – Он уже слабый, весенний, не ровен час, подломится.

– Станем здесь лагерем, и будем ждать Заряту, – решил Хейдин. – Без него мы на другую сторону все равно не переберемся. Пусть переносит нас, по земле или по воздуху. Клянусь Тарнаном, мы и так идем вперед, не зная ни дороги, ни цели нашего пути!