Девятое имя Кардинены - [38]

— Да ну! Проверяли?

— Именно. Конечно, из автомата стрелять не стоит. Самое злободневное — риск заражения крови намного снижается. Но мы слегка отклонились от темы. Третья статья контрабанды, самая широкая, — современная электроника на печатных платах.

— С маркой мейд ин Тайвань или Тьмутаракань?

— Верно. С маркой. Только не Тайваня, а Тайбэя. Кстати, Тайвань, Сайгон и Сингапур одно время лепили японские фирменные знаки.

— Бывает и честная торговля.

— Разумеется. Почти вся контрабанда из Эро честно и откровенно низкопробна. Однако мне достали два комплекта дистанционного управления для моих собак, сделанных для себя, а не для переброски к нам. Один мы распатронили в присутствии специалистов. Качество мало того что сравнимо с японским, — у тех нет даже аналогов. Совсем иной принцип работы. Вообще не цифровой.

— Какие я должен сделать из этого выводы?

— Ох, Лон-ини! Уж выводы-то я вам диктовать не осмелюсь.

Еще один разговор с ним — в начале следующего лета.

— В Лэне волнуются из-за проекта правительственного указа. Запрет на многоженство, калым и махр. Ну, и прочие устои.

— Но там ведь и две жены — редкость. Пусть разводятся со старухами и оставляют при доме как родственниц.

— Так было раньше. После войны много бедных вдов и незамужних девиц. Им что, век сиротеть? Пусть лучше по рукам разберут, чтобы детей народили. Выкуп пойдет в старую семью, тоже для нее не лишнее.

— Значит, этих твоих сирот будут в состоянии брать только те, кто богат, и, конечно, самых красивых.

— Конечно, — кивнула Танеида. — Зачем плодить нищих уродов?

— Кроме денег есть еще и любовь, по-моему.

— Хм. Как я убедилась, в Лэне есть лишь один, и довольно расточительный, способ брака, но в противовес ему — сотня методов дешевого и романтического умыкания невесты.

— Ну хорошо. Я… мы с Марэмом подумаем. Слишком много в Динане стало делаться по твоей указке. Вот и с кэлангским холодным оружием ведь твоя была рекомендация.

— Разве?

— И что мне теперь — указы сочинять и за дуэли головы рубить тем и этим, как кардинал Ришелье? Ей-богу, я до такого скоро дозрею, если ты не найдешь иного способа со всем покончить, и срочно.

— Срочно только вышеупомянутые указы пишутся. Почему-то думают, что запретить неугодное — значит с ним покончить или хотя бы сделать первый шаг по пути, тогда как…

— Изволь философствовать поменьше. Начали за половые извращения и аборты судить товарищескими судами чести, так сразу…

— … в то самое подполье ушли. Впрочем, вы навели меня на идею. Во имя Лэна я тоже… подумаю.

Никэ — имя победы

Была суббота — знаменательный день, когда Бог покончил с сотворением мира и довольно произнес: «А теперь можно и пошабашить», откуда и произошло, распространилось по всему миру это еврейское слово. По этому случаю праздного народу было на улицах достаточно, попадались среди него и бурые мундиры без погон, однако, как правило, вычищенные и выглаженные. Рядом, в Ларго, был их сортировочный лагерь, один из тех, насчет которых высказывался в свое время Роналт Антис, а в городе они ждали заграничных паспортов и виз, подрабатывали в конторах и на заводиках кто чем мог, ну и упражнялись на хозяевах новой жизни во владении холодным оружием.

Танеида побродила по Эдину, зашла в свой спортклуб. Кроме академистов и армейцев, захаживали сюда и «бывшие» — оттачивать свое мастерство без ущерба для фамильного достояния. И первый из них — а заодно и президент их землячества — был некто Тейнрелл. Вот уж кто был, как любили говорить в Динане, элита — стоять против него было одно удовольствие, не то что ерошить перья юнцам-аристократам. С виду тяжелый, как броненосец, в бою он становился невероятно проворен: защиту Танеиды пробивал шутя, даже и кожаный нагрудник не спасал от кровоподтеков и ссадин. Дружеских отношений, которые установились у него с Танеидой, это не портило: по негласному правилу, два мастера элиты не имели права скрещивать боевое оружие. И не понапрасну: кто-то уж непременно ляжет, если не оба.

Однако сегодня Тейна, вопреки его привычкам, в клубе не оказалось. Пришлось идти на штаб-квартиру землячества, а это сразу стесняло: было здесь тесно, не обжито, воняло застарелым табаком и чем-то невыразимо чуждым. По-иному, чем в городе: там это ощущение было как-то разбавлено.

— Здесь начальство? — отрывисто спросила у дежурного, пожилого солдата.

— Сидит. И ангелы-телохранители с ним.

Так прозвали неразлучную с Тейнреллом пару молодых офицеров: звали их Габрелл и Рафель, Гавриил и Рафаил. Или, как кое-кто говорил, Харут и Марут: по причине дотошных расспросов, которым подвергались нежеланные пришельцы.

Они сидели у двери, в полном соответствии со взятыми на себя обязательствами, и при ее появлении встали, хотя и с ленцой: в ней здесь уважали не женщину, не государственное лицо, а только достойного партнера их «сверхшпаги».

Тейнрелл шагнул ей навстречу. Поздоровались. Для вежливости, чтобы не сразу брать драчливого быка за рога, обсудили качество поданного кофе, аромат различных сортов табака, вишневого, медового и воскуряемого днесь горлодера, проблемы временного трудоустройства и выездные перспективы.