Девятая квартира в антресолях - [6]

– Вы, генерал, неправы в корне, – вполголоса, но очень твердо парировал Борцов. – Вам возможно просто «везет» на встречи с людьми порочными, но уж что к чему притягивается, простите. А я простого люда повидал! И нынче, здесь, и прежде по матушке-России немало строил. Да, в массе своей не образован мужик, даже неграмотен, но какая мудрость в любом из них сидит… Природный ум, смекалка! А что до вредительства, то тут уж позвольте. Возможно, пока он не понимает, зачем затея барская, то и будет бездумно топоришком-то тюкать, да то не его ж вина! Ты объясни задумку, сделай его соучастником. Если мужик нутром зацепится, то преданней и верней работника не найти! Все сделает, наизнанку вывернется, а что б как лучше. Что бы в срок.

– «Объяснить задумку», ну, Вы шутник, Лев Александрович! Кому?! – непробиваемый Горбатов не обиделся, а искренне расхихикался до слезы в углу глаз.

Лева решил переменить тактику:

– А Вы, так и не объяснили, Осип Иванович, почему в арьергарде решили отсидеться? Думаю, для такого чина и в первых рядах место отыскалось бы?

Генерал-майор охотно заглотил наживку и сменил направление удара.

– Да уж сиживал на днях, благодарствуйте! Я там, господин хороший, себя как на сковороде чувствую. Дамочки эти! Над каждым словом при них подумай, прежде чем сказать, а то всё «Пфуй!» да «Фи!». Платком нос прикрывают, как будто от меня конюшней тянет. А от самих прёт, как от цветника! Я там даже чихать взялся, – пожаловался генерал. – А сами свои платочки еще постоянно и уронить норовят, нагнись-подними! Я к концу экзаменации, аж взопрел весь!

Лева уж был не рад перемене темы, потому как теперь напряглись спины всего первого ряда. Но тут, видимо, его молитвы были услышаны, парадные двери зала отворились и вошли две дамы, проследовавшие к тем самым «главным» креслам. Да, Саввы скорей всего, сегодня уже не будет. Действие началось.

Одна из вошедших последними дам оказалась начальницей Института, она произнесла, обратившись к собравшимся, небольшую, предваряющую испытания речь и обозначила порядок их проведения. Сначала экзаменационной комиссии и господам родителям будут продемонстрированы музыкальные достижения выпускниц, затем небольшая пауза, во время которой ученицы должны сменить цивильную институтскую форму на гимнастическую. Во время этого перерыва ученицам старшего класса разрешены непродолжительные свидания с пришедшими поддержать их родственниками. Но после второй, подвижной, части экзамена девочки сразу же проследуют в свои дортуары.

– Откроет сегодняшнее музыкальное испытание ученица выпускного класса, одна из претенденток на шифр, Лиза Полетаева.

К роялю вышла небольшого роста, можно сказать миниатюрная, одетая в форменное платье институтки барышня с серьезным взглядом и, неожиданно глубоким и сильным голосом объявила: «Рахманинов. Элегия». Играла она легко, уверенно и как-то очень по-взрослому. Само выбранное произведение предполагало, если и не опыт души человека зрелого, то, по крайней мере, уровень переживаний, стремящийся к его музыкальной сложности. Звучание, выходившее из-под пальцев этой девушки, было объемным, волнующим, совсем не поверхностным и с отголоском какой-то тайной тревоги.

Когда музыка оборвалась, то Лев Александрович пожалел, что не запомнил имени исполнительницы. Но его сожаления вскоре были развеяны, потому что сероглазая институтка с пепельной косой еще не раз появлялась за время этого импровизированного концерта – то, как аккомпаниатор, то в паре с другими экзаменующимися. Никто из них не достиг такого уровня фортепианной игры. Одна из девушек виртуозно играла на арфе, другая прилично владела скрипкой, видимо, все трое занимались по индивидуальным программам. Но кто бы из институток ни садился в этот день за рояль, разница между мастерством Лизы и их ученической игрой была заметна даже дилетанту. Потом выпускницы пели хором, а крепенькая кудрявая шатенка исполнила еще и пару салонных романсов, что говорило о широте взглядов либо начальницы, либо главного Попечителя Института. И вот объявили перерыв.

***

Публика разбрелась по первому этажу Института, некоторые вышли в коридор, а из учениц кто-то удалялся на переодевание, а кто-то подходил к своим знакомым в зале. Кудрявая исполнительница романсов бросилась, как показалась Лёве, прямо по направлению к нему, умело обходя все препятствия на пути. Он только успел округлить глаза от изумления, как та уже оказалась на коленях у сидящего рядом генерал-майора со словами:

– Папка, ты не уехал еще? Какой молодец! Чмок! – она поцеловала отца куда-то в район макушки, – Папка, ты так не уезжай! Ты оставь нам денежек, мне теперь надо в свет выходить, весь гардероб обновлять, я теперь барышня, папка. А тётка, сам знаешь, какая! Она копейки лишней не даст, говорит, скажите спасибо что кормлю и терплю вас с братцем. А ты мне на выпускной бал наряд приготовил, я ж просила?

– Дочка, может, обсудим это потом? – генерал заерзал было, но утих под тяжестью дочурки.

– Когда потом, папа? – видимо, у Горбатовых было семейной традицией обсуждать свои проблемы во всеуслышание, – До бала осталось меньше недели! Ты что, не купил ничего? Ну вот! Теперь уже не успеть! Я тебе говорила, что в Петербурге надо заказывать. А лучше – в Париже!