Девятая квартира в антресолях - [50]

– Вино? Это ты ребенку-то вино наливал?!

– Почему я наливал? – растерялся Лева. – Я только предлагал. Вчера. Но Лиза отказалась.

– И вчера тоже? – Егоровна уперев руки в боки, стала наступать, и Лева испугался, что сейчас состоится самосуд Линча. – Сегодня, значит, подруга прибежала. А вчера кто прибегал? Ты где мою девочку вином напоить хотел, а, разбойник? И зачем, скажи на милость?!

– Что тут за шум? Егоровна, что у нас за военные маневры? – на пороге стоял хозяин дома, приезд которого они даже не услышали. – Лев Александрович, вы уже приехали? Не думал, что так рано!

– Андрей Григорьевич, милый! Спасите меня от вашей воительницы. Произошло какое-то роковое недоразумение. Ну, хоть Вы ей скажите, что я не тать!

– Тать, не тать, а Лизу привез полуживую! – потрясала тряпкой Егоровна, все еще пребывая в раже.

– Что с Лизой? – воскликнул Полетаев и пулей метнулся в комнату дочери.

Оставшись вдвоем, Борцов и Егоровна сохраняли нейтралитет. Первой не выдержала она:

– Благодетеля моего откель знаешь?

– Нас познакомил Савва Борисович Мимозов, – послушно доложил Лева.

– Савва Борисович? – в голосе Егоровны послышались нотки непререкаемого уважения. Она всмотрелась в гостя внимательней. – А ты ему кем доводишься?

– Я? Я ему близкий друг.

– Ну, садитесь, садитесь, господин хороший! – Тут же перешла на «вы» Егоровна. – Я сейчас чайку принесу свеженького. Сейчас, самоварчик поставлю. Вы пиджачок-то скиньте, я почищу.

– Да неудобно, няня. Я уж так до дома доберусь.

– Да зовите уж как все – Егоровной. Разрешаю.

– А я, Егоровна, разрешаю звать меня на «ты». Я уж и привык как-то, – и они вместе рассмеялись.

Егоровна унесла самовар на кухню и вернулась за пиджаком.

– Да ты не стесняйся, скидавай!

– Как же так, Егоровна? – уже совсем доверительно жаловался ей Лева, снимая пиджак. – Вчера за столом у Саввы от хорошего вина отказалась, а сегодня какой-то дряни, прости-господи, не побоялась на жаре выпить?

– Ну, если и траванулась чем, то я это легко выведу. У меня такие травки есть, как рукой снимет.

В столовую вернулся Полетаев.

– Ну, вы меня, братцы, напугали! – он сел за стол рядом с Левой. – Они просто очень хотели пить, и напились из общих баков. А там, знаете ли, из опасения перед холерой, воду красным вином разводят. А Лиза не знала, ей и хватило пары глотков.

– Холера? – Лев Александрович, услышав это слово, сам на глазах побелел. – Так к этим бакам человек по сто в день прикладывается. Вот вам где и холера! – Он выхватил у оторопевшей Егоровны свой пиджак, и, натягивая его обратно на себя, предупредил Полетаева: – Я за врачом! Срочно!

***

Днём всё казалось решенным, а теперь, к вечеру, когда Сергей намылся-начистился, и уже собрался было выходить из дому, сомнения снова обуяли его разум. Ну, вольется он в толпу обожателей Черной Дамы. Не станет, конечно, петь дифирамбов, а будет покуривать в углу, презрительно поглядывая на этот паноптикум, и что толку? Не ходить совсем? Но, отдать должное Мамочкиной, ее салон уже набирал вес и известность в городе. Отколоться от пишущей братии – так через пару месяцев вообще никто не вспомнит. Ходить в старый клуб? Так он и так ходит, но там скука и все такое. Сама мадам не вызвала у него никаких амурных порывов, хотя, если честно, то давно уже никто не вызывал. У него случилась в юности пара-тройка интрижек с теми девицами, что вьются в литературных салонах, иногда и сами что-то там рифмуя. Но это оказалось очень утомительным, да и требовало постоянных трат.

На загадочности и легком пренебрежении к дамочке можно было продержаться первую часть отношений, заинтересовать и привлечь. «Только бы быть с тобой!» – вот всё, что в этот период было их стремлениями. Но все как одна, они почему-то резко менялись в желаниях, считая, что уже заполучили его в собственность. Начинались капризы, «чувствам» требовались подтверждения, которые со временем обретали очертания конкретных и не всегда дешевых знаков внимания. Отказать – значило стать предметом пересудов и обвинений в прижимистости, что доброй славы вовсе не несло, но зато разлеталось по городу как семена одуванчика. А уж расставания! Нет, слишком много мороки.

О финансовой независимости он думал, наверное, более, чем о каком-то ином предмете. И не за ради дамочек, а для себя самого. Думал, думал. Жаждал. Вот сегодня он смог купить лекарство на сдачу, оставшуюся от покупки чая. Его хватит дня на два-три. А потом? Снова ждать случая? Экономить, как гимназист, на завтраках? Унизительно-то как! Но лекарство нужно ему постоянно! Примерно с полгода назад у него состоялся разговор с тетушкой по результатам подобных раздумий, но успехом он не увенчался.

– Скажи мне, что у тебя за хворь, и я сама буду покупать все необходимое, – резонно отвечала Удальцова на его невнятные требования.

– Тетушка, ну зачем Вам лишняя волокита, я сам способен позаботиться хотя бы о себе. Выделите мне некую сумму, которой я смогу свободно распоряжаться, вот все, о чем я Вас прошу.

– Для этого у вас есть отец, – твердо отрезала Удальцова. – Обращайся к нему. Я для вас делаю и так немало, давая вам кров, еду, одежду, положение в городском обществе и возможность учиться. От последнего ты сам отказался.