Девятая камена - [9]

И злобных укоров, покорней, бесследной

Исчезнуть в тумане?

Оставшихся жаль мне: без нежных созвучий,

Без вымыслов ярких и символов тайных,

Потянется жизнь их, под мрачною тучей,

Пустыней бескрайной.

Изгнанников жаль мне: вдали от любимых,

С мечтой, как компас, устремленной к далеким,

Потянется жизнь их, в пустынях палимых,

Под coлнцeм жестоким.

Но кто же виновен? Зачем мы не пели,

Чтоб мертвых встревожить, чтоб камни растрогать!

Зачем не гудели, как буря, свирели,

Не рвали, как коготь?

Мы грусть воспевали иль пальчики Долли,

А нам возвышаться б, в пальбе и пожарах,

И гимном покрыть голоса в мюзик-холле,

На митингах ярых!

Что в бой мы не шли вдохновенным Тиртеем!

Что не были Пиндаром в буре гражданской!..»

Тут зовы прорезал, извилистым змеем,

Свисток капитанский.

«К порядку! — воззвал он, — молчите, поэты!

Потом напоетесь, отдельно и хором!»

Уже погасали последние светы

Над темным простором.

Изгнанники смолкли, послушно, угрюмо,

Следя, как смеются матросы ответно,—

И та же над каждым прореяла дума:

«Все было бы тщетно!»

Согбенные тени, недвижны, безмолвны,

Смещались в одну под навесом тумана…

Стучали о барку огромные волны

Зыбей океана.

1917

СЧАСТИЕ УЕДИНЕНИЯ

На побережьи речки быстрой

Свой дом в уединеньи выстрой,

В долу, что защищен отвесом

Зеленых гор и. красных скал,

Поросших, по вершинам, лесом

Тяжелых многошумных буков,

Где в глубине не слышно звуков,

Где день, проникнув, задремал.

Как некий чин богослужебный,

Свершать, в рассветный час, молебны

Ты будешь — мерностью напева

Хвалебных гимнов, строгих строф;

Потом, без ропота и гнева,

До зноя, выполнять работу,

Чтоб дневную избыть заботу,—

Носить воды, искать плодов.

Чем утро будет многотрудней,

Тем слаще будет о полудне

Вкушать, по трапезе недлинной,

Покой святой, за мигом миг,

Иль, мыслью вольно-самочинной,

Под сенью царственного кедра,

Вскрывать обманчивые недра

Припомнившихся мудрых книг.

Но, только жар недолгий свалит,

И предзакатный луч ужалит

Зубцы знакомого утеса,

А по траве прореет тень,

Пойдешь ты на уклон откоса,

Куда, на голос человечий,

Привычной ожидая встречи,

Из рощи выбежит олень.

Вечерняя прокличет птица;

Мелькнет поблизости орлица,

С зайчонком в вытянутых лапах,

Летя в гнездо, на скальный скат;

И разольется пряный запах

Обрызганных росой растений,

Да явственней вдали, сквозь тени,

Заропщет горный водопад.

В тот час наград и час возмездий,

Встречая чистый блеск созвездий,

Вдвоем с широкорогим другом

Три чаши благ ты будешь пить:

В безлюдьи властвовать досугом,

Петь вдохновенней и чудесней

Никем не слышимые песни

И с женщиной снов не делить!

1916

ГОРОД СЕСТЕР ЛЮБВИ Видение

Сестры! нежные сестры! я в детстве

вам клялся навеки.

«Все напевы»

Неспешным ровным шагом,

По кочкам, по оврагам,

Зигзаги за зигзагом,

Иду, в мечтах пою.

Внимая скрытым сагам,

Березы, пышным стягом,

Спешат пред вещим магом

Склонить главу свою.

Играет ветер свежий

Вдоль зыбких побережий,

Где брошенные мрежи

И верши — часа ждут;

Но в грезах — страны те же,

Где бродит дух все реже;

Чертоги, вышки, вежи,—

Сестер Любви приют.

Кто видел этот пестрый

Кремль, — арки, своды, ростры,—

Где вязь «Amicae nostrae»[3]

В дверь тайника влечет?

Нострдамы, Калиостры,

Да те, чей разум острый,

Ласкать любили Сестры,

Кому являли вход!

Жду вожделенной встречи…

Чу! с башни слышны речи,

Во храмах блещут свечи…

Но миг — фантом исчез.

И вновь тропой овечьей,

Зигзагами поречий,

Иду вдоль синей гречи

Под пустотой небес!

1916

В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

ФУТУРИСТИЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

Монетой, плохо отчеканенной,

Луна над трубами повешена,

Где в высоте, чуть нарумяненной,

С помадой алой сажа смешана.

Стоят рядами вертикальными

Домов неровные зазубрины,

По стенам — бляхами сусальными,

По окнам — золотом разубраны.

Вдоль улиц червяки трамвайные

Ползут, как узкими ущельями,

И фонари, на нити тайные

Надеты, виснут ожерельями.

Кругом, как в комнатах безвыходных,

Опризрачены, люди мечутся,

В сознаньи царственном, что их одних

Ночные сны увековечатся.

И крик, и звон, и многократные

Раскаты, в грохоте и топоте,

И тонут, празднично-закатные,

Лучи в нерастворимой копоти…

22 апреля 1917

УГОЛКИ УЛИЦЫ

1

Темная улица; пятнами свет фонарей;

Угол и вывеска с изображеньем зверей.

Стройная девушка; вырез причудливый глаз;

Перья помятые; платья потертый атлас.

Шла и замедлила; чуть обернулась назад;

Взгляд вызывающий; плечи заметно дрожат.

Мальчик застенчивый; бледность внезапная щек;

Губы изогнуты: зов иль несмелый намек?

Стал, и с поспешностью, тайно рукой шевеля,

Ищет в бумажнике, есть ли при нем три рубля.

1916

2. ОНА ЖДЕТ

Фонарь дуговой принахмурился,

И стадо на миг темно;

Небоскреб угрюмо зажмурился,

Под которым жду я давно.

Белея, веют снежинки,—

Чем мошки весной, веселей.

На кресте застывают слезинки

Ледяных хрусталей.

Он сказал мне: «Приду…»

Как давно

Я жду…

Руки совсем иззябли…

Кивают в окно

Апельсины и яблоки.

1916

ДАМА ТРЕФ

Я знаю, что вы — старомодны,

Давно и не девочка вы.

Вы разбросили кудри свободно

Вдоль лица и вкруг головы.

Нашел бы придирчивый критик,

Что напрасно вы—в епанче,

Что смешон округленный щитик

У вас на правом плече,

Что, быть может, слишком румяны

Краски у вас на губах и щеке

И что сорван просто с поляны

Цветок в вашей правой руке.

Со скиптром и странной державой,

Ваш муж слишком стар и сед,