Девять жизней - [2]

Игроков Капо делил на два вида. Первые – играли для удовольствия. Ставили по мелочи (по здешним меркам) – на кон не больше десятки. Вторые – жили игрой. Такие, бывало, спускали сотни, даже тысячи, но изредка случалось, в один вечер становились баснословно богаты.

– Один поляк, – рассказывал Джон, – несколько игр кряду срывал банк. Тонео уже распорядился «проводить» его. Боюсь даже представить, сколько он унёс. И, что самое чуднóе, никто не знает, откуда он взялся. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но этот чёртов пшек возник будто ниоткуда и точно так же исчез. Парни божились, что мимо них никто чужой не проходил. Ни туда, ни обратно.

– Может, спутали?

– Не-е, он, говорят, приметный был – сам невысокий, а физиономия оспой поедена. Ну а главное, шрам у него необычный над бровью – словно кожу в узелок стянули. Точно знаю – не было его. А у меня глаз цепкий. Такой портрет я бы не проглядел.

– А как вообще узнали, что поляк?

– Да по говору. Пшикал всё и слово одно раз за разом повторял – «поновне» какое-то. Сказали, польское. Вроде нашего «повтори» или «ещё раз». Вот босс теперь рвёт и мечет. Ищет того поляка. Два грэнда[7] за него даёт. Только как его найдёшь? Я вот подумал – может, это и не человек был вовсе? Как думаешь, Ральфи? Не бывает ведь такого, чтоб живые люди появлялись и исчезали, как призраки.

В таинственного поляка Беринджеру не очень-то верилось. С другой стороны, с чего бы Джону врать?

Разговор этот почти забылся. Несколько дней уж прошло. А тут эта нечаянная встреча…

Ральф выудил из портмоне несколько купюр и вышел вслед за Фишемом. Домовладелец уже успел спуститься на этаж ниже, где, очевидно, столкнулся с другим жильцом, из новых.

Старик негодовал:

– Я найду управу на этого бездельника. Сейчас же вызову полицию!

Некий господин ответил домовладельцу, слегка пришепетывая и коверкая слова:

– Не на-а-адо полисия. Хороший молодой человек. Немножко бедный. Я заплачу.

– О! Премного благодарен.

Шелестнули бумажки, негромко хлопнула дверь, и старик зашаркал вниз.

Когда наконец шаги его стихли, Ральф осторожно спустился. От неясного предчувствия трепетало всё нутро, хотя здравый смысл подсказывал: не может незнакомец оказаться тем поляком, что «обул» Тонео. Так не бывает.

Во-первых, нет уверенности, что он вообще поляк. Иностранец – да. Но мало ли их в Нью-Йорке.

Во-вторых, ну не пожелал этот господин встречаться с копами. А кто этого желает? Может, у него свои проблемы с законом, никак не связанные с «Голубым Оком». Потому и откупился от домовладельца.

«Разумеется, это не он, но на всякий случай, – подумал Ральф, – всё-таки зайду. А вдруг?» И повод был – поблагодарить за участливость.

Вежливо постучал. Прислушался – ни шагов, ни шороха. Внезапно дверь отворилась. «Эге, брат. Никак подкрался? Потихоньку проверил, кто пришёл, чтобы затаиться в случае чего. Кого ж ты так боишься?» Вопрос отпал, стоило Ральфу взглянуть на осторожного соседа. Лицо рябое и шрам над бровью, в точности как Джон Капо описал!

«Да это же тот самый поляк, которого разыскивают люди Тонео», – Ральф взволновался не на шутку. Всё-таки нервы ни к чёрту!

– Я…я…

– Я знаю вас, – улыбнулся чужестранец, указав наверх.

– Да-да, я живу над вами, – подтвердил Ральф. – Зашёл поблагодарить. Вы заплатили за меня. Я верну всё до последнего цента.

– Пустяки, – отмахнулся тот. – Забудьте.

Денег у Ральфа поляк не взял. Конечно, что ему какие-то двадцать баксов, когда сорвал такой куш.

Беринджеру не терпелось всё рассказать Джону Капо. Но раньше семи соваться в «Голубое Око» не имело смысла, а время близилось лишь к полудню. Надо было чем-то себя занять. Взялся за газету, но, едва глянув, отбросил. Надоело. Пресса печатала одно и то же – безработные бастовали, банки один за другим лопались, оставляя с носом толпы вкладчиков, компании закрывались, даже непоколебимый Паккард[8] терпел убытки. Мир, казалось, летел в тартарары.

За стенкой, в пику приунывшему Ральфу, бодро и даже ликующе запел саксофон Бенни Гудмэна[9]. Отличная пилюля от грусти этот джаз. Мысли сразу перетекли в другое, более приятное русло – вспомнилась черноглазая итальяночка. Между ним и Соней определённо что-то было, какое-то неуловимое взаимное влечение, хоть та и виду не подавала. Но Ральфа этими штучками не проведёшь, он такие моменты всегда безошибочно угадывал. Впрочем, Ральф и сам не торопился. Что бы он ей дал сейчас? Не в эту же конуру вести такую красотку.

В прежние времена, до приезда в Нью-Йорк, за Ральфом водилась слава неугомонного ловеласа. Жил он тогда в Дипвилле, тихом городке на западе Монтаны, откуда родом был и Джон Капо.

Юный Беринджер заморочил голову не одной местной барышне, пока не отправился колесить по стране в поисках земного рая. Здесь прижился не случайно – вокруг Большого Яблока[10] ходили всевозможные легенды. И неважно, где правда, а где выдумки, – этот город сулил надежды. Даже сейчас, когда жизнь трещала по швам, Нью-Йорк и не думал впадать в уныние.

Обдумав возможные перспективы, воспрянул и Ральф. Надо только свидеться поскорее с другом-барменом. Джон Капо ещё год назад предлагал свести Беринджера с людьми Тонео. «Пусть бы и мелкой сошкой, – убеждал его старый приятель. – Все с этого начинали. Сам Аль Капоне на первых порах был вышибалой в затрапезном бруклинском клубе. А теперь? Из тебя вышибалы, конечно, не выйдет. Зато у тебя мозги варят, а это поважнее будет. И ты бы сразу понял, что такое настоящая жизнь, а не эти твои жалкие семнадцать гринбэков