Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - [12]

Какой красивый кот, подумала она. Я не видела, как они встретились. Думаю, это Дьюи первым подошел к Ивонне, потому что он всегда так делал. Но вполне может быть, что она сама потянулась к нему. Видимо, они успели подружиться, потому что как-то раз я обратила внимание, что Дьюи обычно держится рядом с ней. Он терся об ее ноги, обнюхивал ей пальцы, когда она его гладила, прислушивался к ее шепоту. Она комкала газету в мяч, кидала ему, и он хватал его, падал на спину и подбрасывал в воздух задними лапками. И эта игра продолжалась минут по пять, пока ему не надоедало.

Ивонна покупала ему разные мелкие игрушки, такие же, как своей Тоби. Она высоко поднимала руку с игрушкой, предлагал Дьюи подпрыгнуть и выхватить ее. Однажды она подняла игрушку на уровень своей головы, около пяти футов от пола.

– Ну, Дьюи, прыгай! У тебя получится.

Дьюи внимательно посмотрел на игрушку, затем опустил голову. Наверное, он не сможет так высоко прыгнуть, подумала Ивонна, и тут Дьюи повернулся, взвился в воздух – как ракета, вспоминала Ивонна, прямо как ракета – и выхватил игрушку из ее руки. Она изумленно уставилась на него и рассмеялась:

– Ты обманул меня, Дьюи! Вот плутишка!

В ноябре она пришла на день рождения Дьюи. Ее нет на видео, но это не удивительно. Ивонна из тех людей, которые могут стоять рядом с тобой целый час, когда ты вдруг увидишь и скажешь: «Ой, я и не заметила, что вы здесь». К таким людям относится молчаливый, но усердный работник, который, кажется, никогда не выходит из кабинета; соседка, которую вы редко видите, пассажирка в автобусе, не поднимающая взгляда от книги. В этом нет ничего грустного или досадного, ибо кто мы, чтобы судить о внутренней жизни человека? Откуда нам знать, что у него сегодня на душе? Соседи Эмили Дикинсон считали ее замкнутой старой девой, которая тихо и незаметно живет с родителями, тогда как она была величайшей американской поэтессой и поддерживала оживленную переписку с самыми блестящими писателями своего времени. Застенчивость не болезнь, а свойство личности.

А Дьюи был полной противоположностью Ивонны. Видеозапись того дня рождения запечатлела его во всей его красе и мастерстве уверенного в себе актера. Вокруг него толпились дети, отталкивая друг друга, чтобы занять выгодную позицию перед объективом, но Дьюи это нисколько не раздражало. Его хватали на руки, визжали от восторга, а он явно наслаждался вниманием. То он вспрыгивал кому-то на колени, то с аппетитом лизал именинный пирог – оформленный в виде мышки торт из кошачьего корма, украшенный тертым сыром, взбитым со сливками, – и нисколько не смущался, что на него с обожанием смотрят десятки детских глаз. Он подошел к Ивонне – по крайней мере, посмотрел ей в глаза, – и она почувствовала, что пришла не зря.

Я знаю это по тому, что произошло год спустя, в 1989-м, на вечеринке в библиотеке. Около двухсот людей пришли отпраздновать открытие библиотеки после перепланировки и ремонта, и я водила гостей по залам, показывая, что мы изменили. Ивонна тоже пришла, но держалась в тени, как когда-то в школе. Одно дело быть незаметной в библиотеке, но оставаться незамеченной на вечеринке крайне неприятно и неловко. Но вдруг она увидела, как сквозь толпу пробирается Дьюи, явно недовольный отсутствием внимания к его персоне. Тут он заметил Ивонну и направился к ней. Она взяла его на руки, прижала к себе, и он положил головку ей на плечо и удовлетворенно замурлыкал.

– Кто-то сфотографировал нас, – сказала мне Ивонна во время нашего разговора. – Не знаю, кто это был, но в этот момент я увидела вспышку. Я стояла спиной к фотографу, а Дьюи смотрел прямо в камеру. Но это не важно, главное – на том снимке мы с ним вместе.

Я вовсе не хочу сказать, что вся жизнь Ивонны сосредоточилась на библиотеке, где она встречалась с Дьюи. Замкнутая и стеснительная по природе, она скрывала от посторонних свои переживания, хотя и переписывалась со своими друзьями. Как у большинства из нас, с работой ее не все было легко и просто. С одной стороны, она гордилась своими успехами, с другой – огорчалась, что ее не переводят на более оплачиваемую работу. Ивонна любила своих молчаливых и сдержанных родителей, ее связывали с ними очень сложные отношения, о сущности которых она предпочитала умалчивать.

Зато с удовольствием рассказывала мне о Тоби. Думаю, Дьюи, именно потому, что обладал совершенно другим характером, давал ей возможность удовлетворить свою потребность в общении. А Тоби была ее самым близким другом. Ивонне, безусловно, нравилось быть с Дьюи, но любила она Тоби, которая платила ей такой же нежной и самозабвенной любовью. Во всем мире для Тоби существовала одна Ивонна Бэрри, и стоило ей войти в дом, как она радостно бросалась ей навстречу. Их связывало родство душ. Когда Ивонна сказала: «Тоби была тихой, спокойной кошкой, и очень ласковой. Она никогда ни с кем не ссорилась, она просто хотела жить и давала возможность другим жить так, как им хочется, если вы понимаете, что я хочу сказать», я сразу подумала, что она говорит о себе.

Они были очень преданны друг другу.

– Я никогда не уезжала из дома на ночь, потому что не могла оставить Тоби одну.