Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - [101]

– Мне нужно посидеть, – неохотно призналась я после четвертого танца.

Он проводил меня к столу и сел напротив. Мои верные подруги забросали его вопросами. Я сидела словно в тумане, едва переводила дух, и его ответы тонули в общем шуме, я видела лишь его добродушную улыбку. Когда у меня закружилась голова, я протянула руку к стакану с водой и случайно опрокинула его на пол. Он подхватил его, нашел тряпку и вытер стол. Мы станцевали с ним еще несколько танцев, не могу сказать, сколько именно, помню только, что музыка стихла, и народ стал расходиться.

– Мне пора идти, – сказал он и поцеловал мне руку. – Было приятно с вами познакомиться.

В то время как я благодарила его за приятный вечер, он обошел вокруг стола и неожиданно поцеловал меня в щеку. Такой смелый поступок со стороны незнакомца в другое время вывел бы меня из себя, но теперь, когда он уходил, я только подумала: «Что ж, это было очень приятно».

– Как его зовут? – спросила я подруг, когда мы вышли на улицу и свежий мартовский ветерок остудил мне голову. – Пол, да?

– Бог с тобой, Вики! – воскликнула Труди. – Его имя Гленн.

И хотя я не запомнила имя этого парня, он произвел на меня сильное впечатление, и стоило мне о нем подумать, как у меня повышалось настроение.

Думаю, дело было в его глазах. Может показаться странным, но, когда в тот вечер я посмотрела в глаза Гленну Альбертсону, я почему-то подумала про Дьюи. Когда я достала Дьюи из ящика для возврата книг, завернула в одеяло и прижала к себе, он был холодным как лед. Подушечки его лапок были обморожены, пульс не прощупывался. Он в первый раз увидел меня, но поднял головку, и я увидела в его глазах теплую доверчивость.

Я поняла, что Гленн – джентльмен, по его деликатной манере вести себя во время танца. По тому, как он поддерживал меня во время перерывов, я поняла, что он человек чуткий и внимательный. По тому, как он говорил с моими подругами, – что он человек добрый. Но в его глазах было еще что-то. В них читалась мудрость взрослого человека и открытая симпатия. Подобно Дьюи, он не просто смотрел на меня, а видел меня. И позволял мне видеть себя. И я увидела в его глазах не просто доброту, но страх и боль, и еще глубокое удовлетворение и гордость.

«Его послал мне Дьюи», – подумала я, увидев его глаза. Эта мысль промелькнула у меня в голове, а в следующую секунду я поняла, что просто они очень похожи – Дьюи и Гленн. Но та мысль засела у меня в голове. Его послал мне Дьюи. Казалось бы, это невозможно, но любовь настолько сложное и таинственное чувство, настолько нелогичное, что разве можно знать это наверняка?

Одно я точно поняла: я хочу снова видеть его. И я позвонила жене Нормана Джанетте.

– На прошлой неделе в вашем дансинге я познакомилась с одним парнем по имени Гленн. Высокого роста, с бородой, с приятной улыбкой, отличный танцор.

– Я его знаю, – сказала Джанетт.

– Ну и что это за человек? Хороший или плохой?

– О, конечно хороший! – взволнованно воскликнула Джанетт. – Очень хороший.

Я не знала, что Гленн в течение нескольких лет помогал им в дансинге, не знала, что он дружил с Джанетт и Норманом еще со школы. В тот момент я практически ничего о нем не знала, кроме того, что он был самым открытым и внимательным человеком из тех, кого я встречала.

– Я могу это устроить, – оживленно сказала Джанетт. – В школе у меня это здорово получалось. Я позвоню ему, если хочешь.

Спустя несколько часов мне позвонил Гленн. Мы поговорили примерно полчаса, через несколько дней – немного дольше. Вскоре мы перезванивались каждый вечер, а там и по два-три раза в день. Мы говорили буквально обо всем – о нашей работе, о наших кошках (хотя я не сказала ему про книгу), даже о политике и о религии. Мы едва дождались, когда снова можно будет поехать в дансинг «Стом и Норман». Только ради того, чтобы потанцевать с ним, говорила я себе, он такой замечательный танцор. Но мое возбужденное состояние, в котором я пребывала весь долгий путь до Уотербери, подсказало мне, что это неправда. Мне казалось, я просто выпорхну из машины и полечу к нему!

Мы немного опоздали по вине Фейт, и перед билетным окошком уже выстроилась очередь. Когда мы оказались у кассы, я увидела, что Гленн стоит у входа внутри и ждет меня. Он был в черных джинсах и черной рубашке, и по тому, как он держался, я поняла, что он тщательно готовился к этому вечеру. Затем я увидела у него в руке букет красных роз, и мое волнение улеглось. Я подошла и без колебаний поцеловала его в щеку. Не помню, что он сказал, помню только, как мы танцевали, и мне казалось, что мы танцуем вместе всю жизнь. Когда в середине вечера оркестр взял первые аккорды песни Ронни Милсепа Lost in the 50s Tonight, я взглянула ему в глаза и в сотый раз увидела в них тепло и – приглашение. «Я открыт, – говорили они, – я пришел из-за тебя и никогда тебя не обижу».

– Это моя любимая песня, – сказал Гленн, когда песня окончилась, и промурлыкал: – «Шу-боп, шу-би-боп, так реально, так точно».

– И моя, – сказала я. Потом прислонилась головой к его широкой груди, как раз на уровне сердца, и подумала: «Вот я и дома».

А если бы в тот момент я знала про три его брака и пятерых детей? Должна признаться, все равно я заинтересовалась бы Гленном Альбертсоном. Возможно, если бы я знала обо всем этом перед первым танцем, все сложилось бы иначе. Но после второго проведенного с ним вечера я уже не могла его оставить. Нам предстояло познакомиться поближе, и, когда передо мной развернулась лента его жизни, я уже не сомневалась в его характере. Один развод мог говорить об ошибке. Но три развода? После такого человек перестает указывать пальцем на других и начинает разбираться в себе. Но Гленн уже проделал эту работу. Вот почему чем больше я узнавала о его жизни, тем больше проникалась к нему уважением. Я встречала много мужчин, замкнутых, скрывающих свои эмоции, которые предпочитали говорить только о спорте. Гленну пришлось пережить куда больше, чем им, и все-таки он смог поделиться со мной своею болью. Он поднимал меня как перышко, разбирал и чинил мою машину, делал мне великолепный массаж и даже стриг меня; он приносил мне цветы, целовал меня и дарил ощущение, что я самая красивая женщина в Айове. Но самое главное – он был со мною честным и откровенным.