Девять принцев в Янтаре - [58]

Когда терпение кончилось, я снова постучал.

В конце концов я услышал внутри какую-то возню, а потом дверь распахнулась, скрипнув ржавыми петлями.

Джоупин — хранитель маяка — смотрел на меня налитыми кровью глазами, словно изучая, и я унюхал запах виски в его выдохе. Он был ростом около пяти с половиной футов, но такой сгорбленный, что напоминал мне Двэкина. Борода у него была такой же длины, как и моя, поэтому, естественно, казалась длинней, и была она пепельного серого цвета, если не считать нескольких желтых пятен возле пересохших губ. Кожа у него была пористая, как у кожуры апельсина, а стихии придали ей темный цвет, так что-то в ней было от красивой от старинной мебели. Сосредотачиваясь, он скосил темные глаза. Как и большинство людей, которые плохо слышат, он говорил громко.

— Кто вы? Что вам нужно? — спросил он.

Если я был столь неузнаваем в моем нынешнем волосатом варианте, то я решил сохранить свое инкогнито.

— Я — путешественник, с юга, и потерпел кораблекрушение, — сказал я. — Я ухватился за большой обломок дерева, и меня вынесло сюда, на этот берег. Я проспал все утро. И сейчас я, наконец, нашел в себе силы, чтобы встать и дойти до маяка.

Он сделал шаг вперед и взял меня за руку. Второй рукой он обнял меня за плечи.

— Входи, входи же, — сказал он. — И обопрись на меня. Ну, ничего, ничего, все обойдется. Пойдем.

Он привел меня в свои комнаты, которые были жутко захламлены, завалены старыми книгами, морскими картами и корабельными снастями. Он не очень-то твердо держался на ногах, поэтому я старался не наваливаться на него сильно, и лишь для того, чтобы поддержать его убеждение, что я полностью истощен. С этой же целью я с трудом оперся о косяк двери.

Он подвел меня к своей койке, предложил прилечь и ушел запирать дверь и поискать что-нибудь съестного.

Я снял ботинки, но ноги у меня были настолько грязны, что я натянул обувку обратно. Если б я действительно долго плавал в море, я никогда не был бы таким грязным. Мне не хотелось, чтобы он так быстро уличил меня во лжи, поэтому я натянул одеяло и откинулся на постели, и в самом деле отдыхая.

Джоупин быстро вернулся с кувшином воды и кувшином пива, большим куском говядины и половиной каравая хлеба на деревянном подносе. Он смахнул с маленького столика все, что там лежало, и ногой придвинул его к кровати. Потом поставил на него поднос и велел мне угощаться.

Я так и сделал. Я нафаршировал себя, как ту индейку. Я глотал. Я сожрал все, что попалось мне на глаза. Я опустошил оба кувшина.

Затем я почувствовал, что смертельно устал. Джоупин кивнул, когда увидел, что у меня смыкаются веки и сказал, чтобы я засыпал. Раньше, чем я это понял, я уснул.

Когда я проснулся, стояла ночь, и я почувствовал себя значительно лучше, чем за много-много ушедших недель. Я встал, повторил свой маршрут, и вышел наружу. Было холодно, небо было кристально чистым, и на нем, казалось, горели миллионы звезд. Фонарь на вершине башни вспыхнул за моей спиной, потом потух, вспыхнул, потух. Вода была холодной, но я должен был искупаться. Я вымылся, постирал одежду и выжал ее. Я занимался этим около часа. Затем я вернулся на маяк, повесил одежду на спинку старого стула, чтобы она высохла, забрался под одеяло и опять уснул.

Наутро, когда я проснулся, Джоупин уже был на ногах. Он приготовил мне обильный завтрак, и я поступил с ним так же, как и с ужином. Затем я одолжил у него бритву, зеркало, ножницы, как сумел побрился и сделал что-то вроде стрижки. Затем я опять выкупался, и когда надел на себя чистую, крепкую от соли одежду, я почувствовал себя почти человеком.

Когда я вернулся с моря, Джоупин взглянул на меня и сказал:

— Сдается, парнишка, я тебя знаю.

Я пожал плечами.

— Расскажи-ка мне о своем крушении.

Я рассказал. Да, но как! Какое бедствие я детальнейше описал. Даже шлепнувшуюся грот-мачту.

Он потрепал меня по плечу и налил выпить. Он зажег мне сигару.

— Отдыхай спокойно, — сказал Джоупин мне. — Я свезу тебя на берег, когда захочешь, или посигналю проходящему кораблю, если он будет тебе знаком.

Я воспользовался его гостеприимством. Пока я не мог поступить иначе. Я ел его пищу и пил его виски, и взял у него чистую рубашку, которая была ему слишком велика. Она принадлежала его другу, который утонул в море.

Я оставался с ним три месяца и постепенно набирался сил. Я, конечно, помогал ему, чем мог — следил по ночам за маяком, когда он лежал, словно избитый, убирал все комнаты в доме, даже выкрасил две из них и заменил пять сломанных оконных переплетов

— и вместе с ним смотрел на море, когда налетал шторм.

Как я выяснил, Джоупин совсем не интересовался политикой. Ему было безразлично, кто правит в Янтаре. По его мнению, вся наша проклятая компания была испорчена. Пока он мог обслуживать свой маяк, есть хорошую еду и пить славный самогон, а также в полном покое составлять навигационные карты, чихать ему было на то, что происходило на берегу. Он нравился мне все больше и больше, а так как я тоже кое-что знал о старых морских картах, мы провели много приятных вечеров, внося в них исправления. Много лет тому назад я отправился в путешествие на корабле далеко на север, и я составил для него новую карту, основанную на том, что я лично помнил. Это, казалось, доставило ему огромное удовольствие, равно как и мое описание тех вод.