Девять месяцев, или «Комедия женских положений» - [82]

Это, кстати, вовсе не мои мысли. Всё это думает Софья Константиновна Заруцкая, сидя в ординаторской на стуле и пытаясь собраться с духом после двухсуточного марафона жизни, работы и вообще.

Придя на работу чуть более сорока восьми часов назад, Софья Константиновна обнаружила, что совместно осмотренная с начмедом накануне Тарасова имеет все признаки отличной такой родовой деятельности и размягчённую и укороченную шейку матки. Вспомнили, кто такая Тарасова?.. Собирайте, собирайте раздробленное вами и не вами в целое, земляне-полёвки!.. В школе, где учился автор, учитель физкультуры частенько произносил вот такое: «Собирайтесь, детки, в кучу, я вас в чучу отчебучу! Не хотите, детки, в чучу – я вас в чачу отчебачу!» И жизнерадостно хохотал. Что бы это значило, и уж тем более по отношению к деткам, я и сейчас не знаю. А что до данного конкретного учителя физкультуры – то и тогда знала, что он идиот. А много позже узнала, что как ни собирай по зёрнышку, по крошке, как ни систематизируй знания по акушерству, оно такое порой отчебучит, таким кретином тебя выставит, что не знаешь, куда бежать. Или наоборот – бежать никуда не надо, потому как никаких операционных и инвазивных вмешательств вовсе не требуется.

Вот кто бы?! Кто бы из акушеров-гинекологов мог предположить, что беременная Тарасова из второй части третьей главы, с рубцовыми изменениями шейки матки, возникшими в результате множественных разнообразно залеченных (тут тебе и прижигание, и криовоздействие) эрозий, стимулируемая и фолликулином, и водорослей ламинарией в эту самую шейку матки в течение чуть не двух недель, после решения, принятого ex consillium, о родоразрешении её от бремени путём операции кесарева сечения из-за незрелости родовых путей и тенденции к переносу возьмёт да и войдёт в роды самостоятельно и гладко... Да любой из многоопытных акушеров-гинекологов мог бы такое предположить! И, сдвинув на затылок флазелиновый чепчик на манер капитана из «Особенностей национальной рыбалки», сказать:

– Наверное, попали куда-то!..

А куда попали и что из применяемых средств средств сработало – ламинария, простагландины, адреналин, испущенный надпочечниками Тарасовой, или эндорфин от приснившегося ей приятного, или ещё что ведомое и неведомое – наверняка ни один из многоопытных не скажет. Разве что отложит себе в сундук наблюдений за живой природой ещё одно эмпирическое знание. Чтобы, не слишком погружаясь в недра изучения патофизиологии, биохимии и прочих раздробленных дисциплин о целом, применять это в лечебной практике. А для погружения в механизмы существует наука. Практику, на самом деле, не опережающая, а лишь объясняющая вдогонку причины и следствия тех или иных событий. Точнее, пытающаяся объяснить.

Радостно постанывая, рысачила роженица Тарасова по отделению и показывала счастливую фигу интерну Виталию Александровичу на все его тексты об операции. Показывала, приговаривая: «На тебе дулю, купи себе трактор, а на сдачу – инвалидку!» И радостно хихикала.

– Софья Константиновна! – закричала фольклористка Тарасова, едва завидев доктора Заруцкую, вошедшую в обсервационное отделение (честно говоря, она там её с шести утра подкарауливала). – Хватает! Началось! Не надо кесарева!

– Виталий Александрович, вы посчитали схватки? – уточнила исполняющая обязанности у юного доктора.

– Ну, где-то...

– Я посчитала, – презрительно перебила его дежурная акушерка. – По пятнадцать-двадцать секунд раз в три-четыре минуты.

– Ого! Ну Тарасова, ну молодец!.. Воды не отходили?

– Стоят, – ответила сразу акушерка, хотя Софья Константиновна обращалась к интерну.

– На кресло. Переоденусь и приду. – Соня проследовала в кабинет Петра Валентиновича... В свой кабинет.

И да, действительно – о чудо! – прежде ригидные ткани цилиндрической длинной плотной шейки матки, с напрочь закрытым зевом, сегодня утром неожиданно превратились в укороченный мягкий конус, пропускающий кончик пальца.

– Переводите в родзал. Всё как обычно – клизма, три фона. – Софья Константиновна обращалась к Виталию Александровичу, прекрасно зная, что всё в лучшем виде выполнит акушерка. А он, бедолага, сейчас и понятия-то пока не имеет, что это за таинственные такие «три фона», но уже скоро-скоро будет знать, что это всего лишь фолликулин внутримышечно, аскорбинка и витамин В с глюкозой – по вене. Чтобы помочь тканям завершить начатое и поддержать энергетику клеток. Всего-то. И ещё – не сегодня-завтра – он узнает, что есть такие «грамотные» пациентки, что боятся этих фонов, неизвестно почему. Потому что подружка, мама и тётя Мотя сказали им, что «это плохо для ребёнка». А чем плоха для ребёнка дополнительная энергия и следова́я доза гормона, облегчающая ему же «бурение» родового канала тем, что способствует дополнительному размягчению тканей, – не сказали. Не потому, что утаили, а потому что не знают. Как можно знать о том, чего нет – в данном конкретном случае – Великого и Ужасного «плохо для ребёнка», – если мы о том, что есть, знаем не так уж и много, полёвки несчастные. Всё это Виталию Александровичу ещё предстоит научиться объяснять каждой. Каждой! И каждый раз сначала. Если он, конечно, не скурвится, как многие и многие, и не перейдёт на язык плохих работников сферы обслуживания, ярчайшим показательным образчиком которого является конструкция «вас много, а я один!». Врач – он тоже Учитель. И, приходящим первый ли раз, в десятый ли, – должен терпеливо и доступно объяснять элементарные вещи. Как объясняет просто и понятно своему сынишке-шестикласснику ядерный по самое «не могу» физик законы Ньютона и правило буравчика.