Девять драконов - [28]

— Как она себя ведет, ваше высочество?

— Скорость ветра двадцать пять узлов, порывы до тридцати пяти. Волны идут вслед за нами, и «Вихрь» разгоняется на гребнях. Мне хотелось бы немного замедлить ход.

— Барометр перестал падать, — заметил отец, прежде чем спросить вкрадчиво: — Может, ты устала?

— Вовсе нет.

— Тебе нужна передышка.

— Нет.

— Ты даешь ей терять устойчивость при попутном волнении. Так не пойдет, ваше высочество. Ты теряешь управление, и море бьет прямо в корму. Не зевай.

Викки застыла от злости. Мать слегка подтолкнула ее локтем в темноте.

— Хорошо, папа, — ответила она машинально, думая о том, почему он так себя ведет, стараясь подчеркнуть все ее промахи. — Ты хочешь взять другой риф?

— Она ведет себя прекрасно, — ответил отец, и в его голосе чувствовалась любовь к его «Вихрю». Через минуту волна ударила в корму под новым углом, и нос стал резко выворачивать вбок. Викки справилась с управлением, не дав яхте развернуться боком к попутному волнению, но стаксель уже обезветрился, и «Вихрь» пошел в сторону бейдевинда.[25]

— Хьюго! Возьми штурвал, пока нас не завернуло!

Хьюго, усмехаясь, подошел к штурвалу.

— Дай-ка мужчине заняться мужским делом.

— Посмотрим, сколько ты протянешь.

С пылающим видом Викки ретировалась на корму. Она ненавидела провалы, но вдвойне она ненавидела их, когда судьей был отец. Викки знала, что не была прирожденным моряком, как ее мать, — она знала это с самого детства. Викки никогда не ощущала того, что чувствовала мать: яхта словно разговаривала с Салли. Но Викки все же иногда могла победить этот невольный недостаток — старанием и сосредоточенностью.

Она стала смотреть на белых барашков, резвившихся на темной воде.

— Викки! — позвал ее Хьюго через плечо. — Поможешь мне, дорогая?

Сначала она подумала, что Хьюго как большой добрый старший брат решил подбодрить ее, прося подсказать ему, когда огромная волна подойдет к яхте под странным углом. Но все усиливающийся ветер стал дуть уже просто хаотически, и вскоре стало ясно, что море становится опасным и рулевой нуждается в помощи максимальной, откуда только возможно.

Викки выбрала более удобный наблюдательный пункт и повернулась лицом к корме. Было пугающе темно, и она вертела головой, прислушиваясь к рокоту за бортом, означавшему опасность. Вскоре она уже могла различать рев ветра в снастях, тяжелые удары волн в нос, когда «Вихрь» чуть было не зарылся им в воду, более легкие звуки пенившихся гребней волн, хлопанье внезапных порывов ветра в парусах, даже свист ветра в ушах; остальное была тишина, пропитанная затаившейся бедой.

— Идет с левого борта, Хьюго.

Хьюго вывернул вправо.

Корма поднялась, нос клюнул, и «Вихрь» начал разгоняться. Хьюго непрерывно крутил штурвал, стараясь сохранить баланс между силами, действовавшими на нос и на корму. То, как яхта медленно клюнула носом, а потом выпрямилась, указывало на то, что он рассчитал правильно; но внезапный крен снова испортил все дело. В какой-то момент он почти потерял контроль над яхтой, и Викки знала, что, случись это с ней, отец был бы безжалостен. Но для Хьюго он припас лишь мягкое предостережение и затем своеобразный комплимент — он отправился вниз. Где, конечно, думала Викки, вглядываясь в темноту моря в поисках новой волны, ждала его Вивиан. Его не было десять минут.

Хьюго протянул час. Когда стало очевидно, что он устал, отец сказал:

— Отдай-ка штурвал Ай Цзи, сынок.

Матрос-китаец охотно направился к штурвалу. Вдалеке полыхали зарницы и приглушенно-зловеще рокотал гром.

— Помочь тебе с волнами, Ай Цзи?

— Да, Мисси.

Но он и сам справлялся с этим отлично; его голова была словно на шарнирах, когда он вел яхту сквозь тьму. Вспышки молний становились все ярче, раскаты грома все оглушительней. Далекое шуршанье становилось все громче и громче, пока наконец с тяжелым обвальным уханьем дождь не врезался в волны и обрушился на палубу. За ним последовал свирепый ветер. Сверху небо рассекла молния, окрасив яхту и море в мертвенно-белый цвет. Викки видела, как дождь яростно атаковал палубу, как стали мерцать ручки штурвала, когда вода потекла на них с рук Ай Цзи, и море, ставшее на мгновение плоским от хлынувшего дождя, начало снова вздыматься горбами волн. Огромная волна ударила в «Вихрь», и Викки показалось, что секунду яхта была словно неподвижной, а затем Викки резко швырнуло в сторону на штормовом леере.

Вспышка молнии ослепила ее. Когда полыхнуло снова, она увидела, что Ай Цзи сидит на полу кокпита, а ее мать разглядывает рваную рану у него на брови. Штурвал взял отец. Викки оглянулась назад. Словно огромное водяное чудовище гналось за ними, приближаясь с жутким ревом.

— С правого борта!

Но отец уже принял меры. Еще дважды она кричала ему, когда волна шла под необычным углом к корме, и оба раза отец опережал ее. На какое-то мгновение Викки забыла о волнах и не могла оторвать от отца восхищенно-благоговейного взгляда. Казалось, он мог читать ревущую поверхность взбесившегося моря своими ногами, чувствуя по реакции «Вихря», в каком месте их атакует шторм. Если яхта говорила с матерью, на языке ветра и парусов, то у отца был для нее свой универсальный язык. Корпус был его глазами, штурвал — его мозгом.