Девушки для диктатуры сионизма - [58]

Если жилище англичанина — это крепость, которую он собирается оборонять, то жилище еврея — это потайное место, укрытое в складках местности и покрытое густыми зарослями, где резвятся декоративные собаки. Еврейское жилище, в идеале, стоит на склоне, имеет вход и выход на разных этажах, утопает в зелени, плавно переходит в окрестные валуны, растворяется в балконах и беседках, укрыто в глубине двора и плохо заметно с улицы из-за зелёной ограды. При этом крыша может упираться в землю, а верхней частью здания может быть прогулочный дворик с зарослями магнолий над супружеской спальней. Понятно, что таким жилищем обладают люди, не экономящие на еде, но именно такое жилище — идеал израильского уютного семейного гнездышка.

Бедуин не таков. Истинный сын пустыни чувствует себя защищенным, когда его окружает пустое до горизонта пространство. Случайное появление одинокого деревца рассматривается, как маневр врага, и немедленно съедается козами. Главный фактор, определяющий комфортность бедуинского жилища, — это наличие в нем загона для скота. Хотя в последние десятилетия тлетворное еврейское влияние разлагает дотоле простые и чистые бедуинские нравы. Это хорошо видно на примере жилища Мансура.

Глава племени Алузаел проживал в довольно большом доме, но над землей поднималось только три этажа. Как и в любом бедуинском жилище, в доме Мансура проживает большое количество людей и имеется несчитанное количество маленьких комнатёнок. Причем заходить во все части дома может только Мансур, все остальные обитатели, а это старики, женщины и дети, четко знают свое место. В доме Мансура, как и в доме любого склонного идти в ногу со временем шейха, присутствует бассейн. Одна стенка бассейна сделана из стекла, прозрачного только с одной, наружной по отношению к водоему, стороны. Содержимым бассейна можно любоваться из большой комнаты без окон, где Мансур принимает дорогих гостей. В данный момент дорогими гостями были Пятоев и Рабинович. Шпрехшталмейстер в это время с большим интересом наблюдал за убийством, разделкой и последующей кулинарной обработкой молодого барашка, которому предстояло быть съеденным Мансуром и его дорогими гостями. В то же самое время в бассейне плескались две белокожие пышнотелые барышни. При очень внимательном рассмотрении на них можно было заметить купальники. В целом атмосфера располагала к задушевной беседе.

Для начала поговорили о покойном барашке. Шейх Мансур счёл важным подчеркнуть, что, хотя бедуинская кухня в целом и бедновата, но баранину лучше бедуинов не готовит никто. Спорить с ним дорогие гости не стали, так их рты были заняты пережевыванием прошедшим кулинарную обработку на открытом огне останков покойного. Бедуинка с лошадиным лицом, естественно молча, накрывала на стол. В сторону бассейна с резвившимися там белокожими барышнями она старалась не смотреть. На вкус покойный оказался диво как хорош.

Идя на встречу с шейхом Мансуром, Пятоев особых иллюзий относительно того, что удастся узнать что-то новое, не питал. То, что ее переправили из Египта в Израиль по большому девичьему пути из Пскова в евреи, было понятно и так. Другого пути просто не существовало. И, скорее всего, лихие погонщики верблюдов из племени Алузаель, возглавляемые шейхом Мансуром, вряд ли что-то о ней вспомнят. Но он ошибся. В беседе с шейхом выяснилось, что в тот же день, когда Наташа была благополучно продана в публичный дом по вполне хорошей цене, она из этого публичного дома убежала, спрятавшись в кузове автомобиля. И не покидала этот кузов, пока машина не вернулась в бедуинскую деревню. Там Наталья была обнаружена и вновь предстала пред светлыми очами шейха Мансура. В беседе с шейхом она вела себя дерзко, чем снискала себе большие симпатии всего племени Алузаель. В представлении бедуинов, да и вообще всех арабов, чем женщина непокорнее, тем она боле страстная. А тот факт, что ей удалось убежать из публичного дома немедленно после прибытия туда, вызвал у бедуинов восторг. Кочевники бедуины с пренебрежением относятся к любым государственным институтам. Пробраться незамеченным, скрыться, убежать — для них это наиболее уважаемые поступки, которые может совершить человек.

— Как тебе удалось убежать? — спросил шейх Мансур исцарапанную белокожую девушку в порванной одежде.

— Я и от милиции убегала, — почему-то соврала Наташа, глядя шейху прямо в глаза, — а уж убежать от этих подонков для меня не представляет никаких трудностей.

— Ну и что ты собираешься делать дальше? — спросил ее выпускник университета имени Дружбы Народов, присутствующий при беседе в качестве переводчика. В этом качестве он был известен каждому, кому доводилось пройти по большому девичьему пути из Пскова в евреи.

— Буду ждать, пока мой папа не заберет меня отсюда, — ответила девушка.

— А что произойдет, если твоему папе кто-то попытается помешать? — спросил шейх Мансур, пытаясь скрыть улыбку.

— Того мой папа убьет, — удивленно пожав плечами, сказала Наташа. Ей казалось странным, что кто-то может не понимать столь очевидных вещей. — Однажды его уже судили за это судом офицерской чести.