Девушка в тюрбане - [14]

— Продолжай, Карузо. Когда ты поешь, мне вспоминается юность, а еще — непонятно почему — школа, где я преподавал. Как бы хотелось сейчас вернуться туда, увидеть милые мордашки с оспинами от ветрянки и бараньим взглядом, услышать скрип парт, нечленораздельные оправдания, мертвую тишину в классе, когда я веду карандашом по списку, прежде чем вызвать к доске. Ах, эти кровавые битвы с синтаксисом, это устрашающее расширение периметров и радостные вопли, когда раздается звонок! Почитать бы снова те стихотворения на стенах туалетов! Да, жаль, что нельзя вернуться вспять.

— А мне нет, — заявляет кенар (в яйце теснее, чем в клетке).

Будь мне двадцать, думает Ящерица, я бы был как Леоне, Леоне Весельчак, мой любимый ученик. Он тоже большой почитатель бактерий и завершающего начала. Выходил бы из дома с гривой волос, развевающихся на ветру... И куда бы направлялся? Он вспоминает, что на том дальнем стадионе, между Профилированным железом и Сухим бассейном, тренируются сейчас парни в красных с желтой полосой майках, там финал летнего состязания «Жаркий футбол». И Леоне, разумеется, с ними, он же чемпион. В данный момент он, видимо, готовится к матчу. Бьется сердце у Леоне, бьется оно и у учителя, которому тоже хотелось бы выйти на поле. Лучо смотрит вниз, в бездну, и видит на улице черноволосого мальчика с белым мячом.

Это я, думает учитель, скоро и я спущусь туда.

Он действительно идет к Леоне, этот мальчик Лука, прозванный Волчонком. Ему одиннадцать лет, волосы — а-ля Жанна д’Арк, одет кое-как, под ногтями траур. Под мышкой, прижимая согнутым локтем, он держит белый мяч Дзико и время от времени бросает его на мостовую; в полуденной тишине мяч звонко подпрыгивает, и при этих звуках из окон мгновенно высовываются разъяренные жильцы.

— Тебе именно здесь приспичило играть в мяч?!

Волчонок уже мысленно вычертил персональную карту мира. Это гигантский материк Именноздесь, земля Высунувшихся Жильцов, откуда его гонят, и придется ему искать убежища на крохотном острове Здесьможно, который, вероятно, недостижим.

Волчонок бредет, изредка хлопая по мячу, и тот лениво подпрыгивает. Сейчас он захватит дружка по имени Кролик Жретпшенодоколик, и они вместе отправятся на матч, болеть за Леоне. Ведь никто не умеет так проводить мяч и делать обманные пасы, как Леоне Весельчак, ни у кого нет такого мощного удара головой. А Волчонок вырастет и станет сначала как Леоне, потом как Платини, а там будет видно.

Волчонок минует Башню номер Три. Из открытых окон первого этажа до него доносятся радиотелевизионные голоса, возвещающие о том, что правительство приняло надлежащие меры и что «Интер» сильно рискует в Бергамо. По пути Волчонок и Дзико наблюдают изумительные сценки из семейной жизни. Два часа пополудни, все окопались дома, восстанавливают соли и переваривают белки. То им виден старик, поглощающий холодную курицу, то вампир, высасывающий кровь из арбуза, то трое ребятишек, у каждого один глаз устремлен в телевизор на японские мультики, другой — на родные макароны, а вот здесь едят мороженое «Прекрасная Елена» с яблоками. На втором этаже две старушки неведомыми путями раздобыли пиццу и, застыв над нитями моцареллы, свисающими с вилок, раздумывают: то ли съесть эти нити, то ли связать из них свитер. Дальше мужчина в майке одним ухом слушает новости о рискованном положении «Интера», а в другое остервенело запустил безымянный палец. Волчонок и Дзико созерцают скудные и ломящиеся от блюд столы, диваны цвета дерьма, огромные сияющие телевизоры на паучьих ножках, торшеры и люстры, картины с изображением Доломитовых Альп, печальных паяцев, фосфоресцирующих морских пейзажей, фасолевые застолья; на пробковых стенах мелькают барометры, часы с маятником, ходики с кукушкой, книжные полки, энциклопедии; собаки попрошайничают у столов, наглые коты расселись на подоконниках. В ноздрях щекочет от запаха подливы, трупного жаркого, отварных мощей, рагу из покойника, котлет многоразового употребления, слышатся звон вилок, взрывы отрыжек, слоновье сморкание, «чин-чин», «твою мать!», «не хочешь — не ешь!», воззвания к лишенным аппетита Кориннам, к Томазо, разложившим локти на столе, к неряхам Серджо, додекакофония сгребаемой со стола посуды под аккомпанемент объявлений по радио о принятых мерах и рискованных действиях «Интера», а также последнего шлягера «Дурандурани» — английской группы, знаменитой на весь материк Именноздесь.

Так Волчонок подходит к дому, где живет семейство Кролика. Отец приятеля виден из окна в оправе кресла — этакий Будда в трусах и мушином ореоле. Сейчас он стреляет дистанционным управлением в экран неугомонного телевизора.

— Мне Кролик нужен, — требует Волчонок.

— Да? А зачем? — вопрошает Будда.

Будь на месте Волчонка учитель Лучо, он бы ответил, что целые поколения философов не сумели объяснить, зачем нужен человек, но Волчонок не мудрствует:

— Мы идем на матч...

Будда явно против такого похода, но, к счастью, вселенная рекламы и средств массовой информации вновь призывает его занять место у зенитного расчета, а Кролик, улучив момент, трусливо выглядывает из-за угла и шепчет: