Девушка сбитого летчика - [2]

Теперь, в свою очередь, ахнула вторая… дамой назвать ее не повернулся бы язык – та, что с лицом попроще. Но мы уже знаем, как ее зовут – Леля. Так вот, теперь ахнула Леля. Не только ахнула, но и вскочила с места, схватилась руками за голову, снова упала в кресло – словом, проявила все признаки необычайного волнения и радости и закричала:

– Аичка, не может быть! Неужели Николенька? Малыш Николенька? Господи, это сколько же времени прошло! Откуда?

– На несколько дней, ностальгия, говорит, замучала. Из Риги. Николенька, ты один или с семьей?

– Где он остановился? – прокричала Леля. – Никаких гостиниц! Только у нас!

– Николенька, прошу к нам! Никаких гостиниц! Лелечка здорова, слава богу. Леля, успокойся! Разумеется, к нам. Хорошо, мой мальчик, мы тебя ждем. Адрес помнишь? Тут понастроили всего, не узнаешь. Космонавтов десять, код двенадцать – семьдесят девять, квартира семь. Ждем.

Та, кого назвали Аичкой, вернулась за стол. Она была взволнована, что случалось с ней крайне редко, так как она великолепно владела собой. Вторая, Леля, наоборот, бурно дышала, приложив руку к сердцу, хватала воздух широко раскрытым ртом, и на щеках ее рдел багровый румянец. Некоторое время они молча смотрели друг на друга…

Аида Дмитриевна и Елена Дмитриевна были сестрами-близнецами, но Аида – Аичка – всегда производила впечатление старшей. Сейчас им около… О дамском возрасте говорить не принято, но мы тихонечко, по секрету – сестрам около восьмидесяти. Аида – крупная, строгая, лидер – всю жизнь проработала директором ателье индпошива, что по старым временам являлось должностью почти номенклатурной, денежной и блатной. Да и сейчас она все еще шьет избранным клиенткам, которые никак не привыкнут к современной моде. Она – женщина с устоями: гимнастика, диета, массажный кабинет, прогулки по пять кэмэ ежедневно, и вдовствует уже лет тридцать. В отличие от Аиды Леля была рыхлой, добродушной и заполошной разгильдяйкой. Если бы не сестра, она шлялась бы денно и нощно в затрапезном халате и питалась исключительно картофельными чипсами с перчиком, мороженым в шоколаде и пять раз на дню баловала бы себя крепким кофеечком со сливками и тремя ложечками сахара вместо полезной овсянки или ржаных хлопьев с обезжиренным молоком. Замужем Леля не была, не посчастливилось найти того единственного, который… Не сложилось, короче. Была она по профессии воспитательницей детского сада, а потому склонность к сюсюканью и уменьшительным названиям и именам, готовность немедленно броситься на помощь и утешить, пожалеть и приголубить вошла ей в кровь, несмотря на воспитательные выволочки от Аички, которая требует от сестры дисциплины, подтянутости и невмешательства в дела окружающих.

Пятнадцать лет назад сестры съехались – Леля продала свою однокомнатную квартиру в пригороде и переселилась в сестрину четырехкомнатную в центре. Аичка с удовольствием командует, Леля подчиняется, пропуская половину сестриных наставлений мимо ушей. И обе довольны – любят друг дружку, часто вспоминают былое, ходят в театр и принимают гостей – таких же приличных, в возрасте, дам и кавалеров.

– Николенька! – вскричала Леля. – Просто не верится! Последний раз… когда же?

– Ровно тридцать лет назад, летом, перед отъездом в Ригу. Эвелина пришла попрощаться, ему тогда было… шесть?

– Хорошенький был, как ангелочек!

– Да, воспитанный мальчик из хорошей семьи. Эвелина умница, не колебалась ни минуты. Я ей тогда так и сказала: «Эва, не думай ни минуты. Езжай, а то уведут!» – сказала Аида.

– Ей сказочно повезло! Моряк, потомственный рижанин, все-таки их культура… никакого сравнения, – лепетала Леля, прижав к горящим щекам ладошки.

– Повезло. И ей, и Николеньке. Он сказал – Биллер, значит, оставил свою фамилию. Николенька Биллер.

– Помню, как он важно представлялся: Николенька Биллер. – Леля всхлипнула. – А сам крохотный, беленький, и галстук-бабочка! Помнишь, мы назвали его «наш маленький немчик», а Амалия им страшно гордилась!

– Бедная Амалия! – Аида покачала головой.

– Почему она не уехала с ними?

– Эва ее не очень жаловала. Ты же знаешь, у Амалии был характер и устои, а Эва была несколько легкомысленна.

– Она была такая красивая… и веселая!

– Да уж, веселая… – неодобрительно произнесла Аичка. – Помнишь, Амалия приносила показать фотографии и письма, а потом Эва перестала писать, и она страшно переживала, но виду не подавала и отодвинула от себя всех знакомых. Амалия была сильным, достойным человеком. Достойнейшим. Судьба была к ней очень несправедлива. Всю свою жизнь она любила Игоря, а он… – Аида махнула рукой.

– Да, любила, но, согласись, Аичка, Игорек был счастлив с Никочкой, и Анечка у них такая славная девочка. Николенька! Вот бы Амалия порадовалась! – Тут Леля окончательно расплакалась. – Надо же, Николенька! Не забыл!

– Счастлив с Никочкой… – проворчала Аичка как бы про себя. – Не забыл! Назвал меня тетя Ая, а тебя тетя Леля. Голос приятный, сразу видно, что человек воспитанный, прекрасная речь, и акцент чувствуется… чуть-чуть. Я пригласила его на обед. Остановится он, разумеется, у нас. Нужно проветрить гостевую комнату и приготовить постель. Ох! Еще начистить столовое серебро и пересмотреть скатерти!