Девушка с голодными глазами - [71]

– Ну и ладно, – спокойно сказал дядя Вася, глядя сквозь Инну в окно. – Так странно получилось… У женщины, которая здесь жила, было два взрослых сына. Почему она решила отписать квартиру вам?

– Мы близко дружили, – улыбнулась ведунья. – Если вы сомневаетесь в законности этого решения, посмотрите. У меня есть документ, – порывшись в дорогой сумочке из крокодиловой кожи, она достала лист пожелтевшей от времени бумаги.

Подойдя ближе, Инна с ужасом узнала свой почерк. В ту минуту она даже, кажется, вспомнила, как ведунья попросила ее написать: «чем меньше, тем лучше». Только вместо этого на документе, подкрепленном печатью нотариуса, было написано: «Передаю квартиру в дар такой-то такой-то»… Инна зажала ладонью рот, ее ноги подкосились. Она бессильно рухнула на пол, но на нее по-прежнему никто не смотрел.

– Да верю я вам, верю, – махнул рукой дядя Вася, даже не взглянув на документ. – А ведь я ее знал…

– Инну? – улыбнулась ведунья.

Дядя Вася кивнул и с печальным вздохом уставился в окно, за которым плясали не по-апрельски дерзкие солнечные зайчики.

– Хорошая была женщина, красивая… А как страшно она умерла. Ее сыновья хотели завести уголовное дело, но никаких улик не нашли… Невозможно было доказать, что это насильственная смерть.

– А что с ней случилось? – довольно равнодушно поинтересовалась новая хозяйка Инниной квартиры.

– Никто не знает, – дядя Вася перекрестился, – просто она пропала… А когда взломали дверь, все оторопели. Я там тоже был. Представляете, свет в комнате был включен, телевизор орет, обеденный стол разложен, как к празднику, когда готовишься принять много гостей. А на столе стоял гроб. Такой дорогой, нарядный. В гробу лежала Инна, причесанная, прибранная и будто бы живая. Я ее за руку схватил, а она уже окоченела… Такие вот дела.

Инна поднялась с пола и зажала уши ладонями. У нее не было сил слушать этот бред. Она подошла к дяде Васе и постучала его по плечу, но ее ладонь не почувствовала прикосновения его шерстяного свитера. Это было так странно, так страшно. Она была здесь. Она все слышала, видела, понимала, и в то же время ее словно не было… И вдруг она поймала на себе взгляд – внимательный и будто бы даже чуть насмешливый взгляд ведуньи. Сомнений не было – она Инну видела, смотрела прямо на нее.

– Что тебе? – одними губами прошептала Инна.

– Да вот, пришла должок забрать, – усмехнулась ведунья, – а тебе здесь больше делать нечего. Ступай.

– Куда же мне идти? – растерялась она.

– Не знаю. Это уже не мои проблемы. Да хотя бы… вот туда! – она кивнула в сторону окна.

Подумав, Инна забралась на подоконник и неуверенно посмотрела вниз. Что теперь – прыгать? Она разобьется? Умрет? Может ли человек умереть дважды?

– Ну что же ты стоишь? Уходи! – велела ведунья.

И тогда она решилась. Робко подавшись вперед, Инна легко прошла сквозь немытое с прошлой весны окно и, широко раскинув руки, сделала шаг в никуда. Но – вот чудо – вниз она не упала, полетела между заставленных рогатыми телеантеннами крыш. Она не знала, куда летит, зачем, что будет впереди, и ждет ли ее кто-то… И правда ли, что умершие встречают друг друга, и есть ли в таком случае шанс повстречать старого кота Мурыся, который тоже вот так неосмотрительно спрыгнул с подоконника, когда ей было всего десять лет, но она помнила его всю свою жизнь и больше животных не заводила… Если честно, она даже ни о чем таком особенно не задумывалась. Просто двигалась вперед, неловко растопырив руки и щурясь на яркий солнечный свет.

Я находилась в клинике больше недели, когда на огонек решила заглянуть и Нинон. Я валялась на кровати, почитывая какой-то бессмысленный глянцевый журнал, когда маячившая у окна Алина воскликнула:

– Интересно, к кому такая фифа прется? У нее не хватило ума, что в больницу выряжаться неприлично? Ты только на нее посмотри, кудри завила, жирной жопой вертит! А сумка-то, сумка у нее Birkin! Такая десять тысяч долларов стоит, и на них лист ожидания минимум полтора года!

– Сумка оранжевая? – оживилась я.

– А ты откуда знаешь?

– Все понятно, это ко мне.

Нинон и правда вырядилась, как на бал. Она ворвалась в нашу палату – свежая, намакияженная, на высоченных каблуках, в белом сарафане, подчеркивающим ровный солярийный загар, благоухающая лимитированным ароматом «L’Artesian». От такого великолепия хотелось зажмуриться.

– У тебя что, потом свидание?

– Нет, – смутилась она. – Ну как ты не понимаешь? Я вообще долго не решалась сюда прийти.

– Это еще почему? – озадаченно спросила я.

– Да потому что это отделение для анорексиков, тупица! Здесь все худые, а тут я со своей задницей.

– Нин, ты что? – я не могла поверить, что она говорит всерьез. – Вот именно, что это отделение для анорексиков. Половина пациентов ест через зонд и не может самостоятельно передвигаться.

– Ну да, а еще у них нет никакого целлюлита, – не сдавалась Нинон.

– Ладно, пойдем покурим. Есть разговор.

Под изумленным взглядом Алины мы удалились на лестничную клетку.

Нинон рассматривала меня так пристально и беззастенчиво, что мне даже стало неуютно. Ее взгляд, как наглые руки метрополитеновского приставалы, ощупывали каждый сантиметр моего тела. Наконец мне был вынесен приговор: