Девушка с глазами львицы - [93]

«Добейся, чтобы он полюбил именно тебя, покори его, как до этого покорила сцену. Докажи самой себе, что ты это можешь», – просило сердце. Но унижение оказалось столь ужасным, что Кассандра больше не желала бороться, она хотела лишь одного: уползти в свою нору и там зализывать раны.

Вот только гордость требовала сохранить лицо. Нужно рассказать Мишелю о тяжком даре, тогда он сам откажется от своего предложения, а Кассандра не будет бороться со своим сердцем. Она вздохнула и призналась:

– Существуют вещи, о которых вы должны узнать прежде, чем сделаете предложение. Давайте считать, что вы пока ничего не говорили. Я расскажу вам о трудностях, связанных со мной, а потом вы хорошо подумаете, прежде чем вернётесь к этому разговору.

Граф казался таким изумлённым, что Кассандре даже стало его жалко. Но что поделать, приходилось рубить с плеча!

– Вы должны знать, что я не просто «гадалка», но у меня есть и более сильный дар, – начала она. – Я слышу мысли людей и могу видеть их будущее. Это тяжкий крест для человека, решившего быть моим спутником. Поэтому я и возвращаю вам сделанное предложение, чтобы вы всё взвесили. Я пойму, если вы сочтёте такую жизнь невозможной. Теперь вы не удивитесь, что я знаю о вашей любви к юной «цыганке», встреченной вами в Англии. Сейчас, увидев меня, вы ужаснулись, а я не хочу, чтобы вы отказывались из-за меня от своего чувства. Я предлагаю отложить этот разговор. Уезжайте отсюда. Я скоро буду петь премьеру в Вене, и если увижу вас там, то вернусь к этому разговору, а если нет – то будем считать друг друга свободными. Вы, конечно же, понимаете, что повторения сегодняшней ночи больше не будет…

Печерский не верил собственным ушам. Трудно было осознать то, что сказала Кассандра. Она его дурачит!.. Поняла по его изумлённому лицу, что он ожидал увидеть другую, вот и обиделась.

– Я не обиделась и не дурачу вас, – со вздохом отозвалась Кассандра, – я сказала вам правду, хотя она и кажется несколько странной.

– Боже мой! – только и смог произнести пораженный Печерский, он не понимал, что же ему делать дальше.

Но за него всё уже решили. Кассандра повторила свою просьбу:

– Пожалуйста, уезжайте из Милана. Я связана контрактом, поэтому ещё месяц буду петь здесь, но мне будет тяжко видеть вас. Нам обоим станет легче, если нас разделит расстояние.

– Хорошо, как скажете, – выдавил из себя Михаил. Он поклонился и вышел.

Кассандра осталась одна. У неё не было сил говорить с близкими, но Полли и дон Эстебан с неумолимостью Немезиды возникли в дверях её спальни. Немой вопрос был написан на их лицах. Пришлось собрать всё своё мужество и объяснить:

– Граф сделал предложение, но я отложила решение. Я рассказала ему правду о своём даре. Немногие мужчины согласятся жить, будто голые на площади. А со мною жизнь окажется именно такой, ведь я буду знать все мысли мужа. Пусть подумает и, если захочет, найдёт меня в Вене.

– Дорогая, может, тебе не следовало ему говорить? – засомневалась Полли, с жалостью глядя на свою питомицу.

– И всю жизнь прожить в обмане, а потом, когда обман вскроется, услышать проклятия от собственного мужа? – возразила Кассандра.

– Сеньорита права, – согласился дон Эстебан. – Её муж должен знать правду.

– Да так она никогда замуж не выйдет! – всплеснула руками Полли. – Разве мужчины согласятся на такое?

– Или согласятся, или я останусь одна. Лгать я не стану. Либо меня принимают такой как есть, либо мне ничего не нужно, – сказала Кассандра и… зарыдала. Слёзы её потекли рекой, и она никак не могла успокоиться. Как же тяжело, когда тебя не любят!

Глава тридцать седьмая. Объяснение

Как же тяжело вдали от дома! Орлова вдруг поняла, насколько соскучилась по России. Европейские страны были разными и очень интересными, но любопытство, как и всё на свете, когда-нибудь кончается, и тогда человека тянет в родное гнездо. Агате Андреевне казалось, что её любопытство закончилось сразу после Парижа, а потом время тянулось неимоверно долго, но зато теперь её сердце пело: Орлова ехала домой. Предстоял совсем небольшой крюк до Венеции, а оттуда – уже по морю. Немного терпения – и фрейлина сойдёт на берег в своём любимом Петербурге.

Дела были закончены. Последний отчёт, где Орлова сообщила императрице-матери о настроениях в Ломбардии (а там общее мнение сводилось к незамысловатому: «Что под французами плохо, что – под австрияками, но нам не привыкать, всё равно всех обведём вокруг пальца»), был принят благосклонно. Государыня написала несколько похвальных слов и разрешила своей фрейлине вернуться. Агата Андреевна быстро собралась, простилась со своей любезной хозяйкой и, сколько ни уговаривала её княгиня Летисия, отказалась «погостить ещё». Сегодня, на рассвете не по-зимнему тёплого февральского дня, фрейлина выехала в Венецию.

Казалось, столь успешное европейское турне должно было вызвать у Орловой чувство глубокого удовлетворения и даже гордости, но Агата Андреевна была, наоборот, опечалена. Не всё прошло так блестяще, как ей хотелось, имелось и на её совести пятнышко, а если честно сказать – здоровенное пятнище. А как иначе ещё можно было назвать неудачу с сеньоритой Молибрани?