Девушка с глазами львицы - [81]

Всё в этих разговорах было так и… не так! В фактах сквозило что-то тревожное, словно фальшивая нота в безупречно исполненной арии. Фрейлина больше не задавала вопросов, а устроившись в уголке, тихо наблюдала. Все в гримерной вели себя естественно, никто не кривил душой и не притворялся. Когда Михаил восторгался пением примадонны, было ясно, что его слова продиктованы любовью, и не только к музыке. Когда в разговор вступала миссис Дженкинс, вместо неё говорили забота и доброе сердце. Все были цельными и предсказуемыми, и лишь Кассандра казалась неуловимой. Она то с царственным спокойствием, как должное, принимала восхищение, то вдруг замолкала, и Орлова могла поклясться, что в золотистых глазах примадонны мелькала растерянность.

«Как две стороны медали, – осенило вдруг Агату Андреевну. – Или, можно сказать, как сестры-близнецы: похожие, но разные. Что тогда в Гайд-Парке сказали девушки? Рассуждали о своих предчувствиях, и Кассандра объяснила подруге, что предчувствия никогда не обманывают. Лиза тогда казалась более чувствительной и слабой, а Кассандра была уверенной и сильной».

Нынешняя Кассандра выглядела такой же, вернее сказать, почти такой (кроме кратких моментов растерянности или смущения, подмеченных Орловой). Но вдруг всё это только игра? Агата Андреевна глянула на примадонну и вновь, как и в зале, наткнулась на пронзительный взгляд медовых глаз. Фрейлине тут же стало стыдно, как будто хозяйка гримерной поймала её за чем-то неприличным. Но и Кассандра явно побледнела. Отвернулась.

«Как будто мысли читает, – в очередной раз подумала фрейлина… и оторопела. – Так ведь подруги в Гайд-парке как раз об этом и говорили! Кассандра и Лиза, похоже, умели делать что-то подобное. Уж Лиза точно могла, раз предсказала возвращение Наполеона. Неужели это не сказки?..»

– Моя бабушка была самой знаменитой гадалкой Неаполя, её до сих пор там помнят. Бабушка никогда не ошибалась, предсказывая судьбу, – вдруг ни к селу, ни к городу заявила Кассандра.

Миссис Дженкинс, как раз повествовавшая об обучении своей питомицы у самого Россини, удивлённо смолкла. Михаил, как видно, тоже не знал, что и сказать, и лишь Орлова поняла, кому предназначена фраза. Ей ответили на невысказанные вопросы. Ещё четверть часа назад фрейлина могла бы поклясться, что это невозможно, а теперь уже не была так уверена, но Агата Андреевна не могла отступить, слишком уж много набралось вокруг неё загадок, и она рискнула:

– В Лондоне я жила в доме напротив вашего. В день пожара я видела из окна двух барышень, как я теперь понимаю, вас и Лизу Черкасскую. Вам это имя совсем ни о чём не напоминает?

– К сожалению, нет. Все имена, которые я знаю, пришли ко мне после болезни. Для меня всё на свете – чистый лист. До приезда к отцу я не подозревала, что умею петь, и даже не знала, на каких языках говорю, пока не услышала их в порту Малаги. Понимаете, мне прежде нужно попробовать и сделать, чтобы убедиться в своём умении.

Вот как? Орлова, сама удивляясь собственному нахальству, вдруг заявила по-русски:

– Лиза Черкасская обладала даром предвидения. Она читала по лицам людей их судьбу. А вы умеете это делать?

Кассандра изменилась в лице, но, чуть помолчав, ответила тоже по-русски:

– Нет, я этого не умею.

– Но зато вы говорите на нашем языке! – воскликнул Михаил. – Почему же вы раньше не дали мне знать об этом?

– Просто не знала, что говорю и по-русски тоже, – отозвалась примадонна и, перейдя на французский, извинилась: – Прошу меня простить, но мне скоро на сцену.

Она подала Михаилу руку, помогая подняться, и спросила:

– Послать с вами Полли?

– Нет, благодарю! Агата Андреевна поможет мне, – отозвался Печерский.

– Конечно, не беспокойтесь, я провожу графа, – подтвердила Орлова.

Она попрощалась с Кассандрой и миссис Дженкинс, отвела Михаила в его ложу, а сама наконец-то вернулась к вконец заскучавшей княгине Летисии. Слава богу, как раз начался второй акт, и фрейлине не пришлось объясняться. Орлова заняла своё кресло и стала пристально наблюдать за примадонной. Результат оказался неутешительным. Кассандра ни разу не посмотрела в сторону её ложи. Вот только глаза примадонна отводила уж слишком старательно.

Глава тридцать вторая. Война Саломеи

К чему, вообще, стараться? Подумаешь, пара дней до Рождества… Раньше Саломея Печерская всегда в это время готовилась к празднику, а теперь день и ночь лежала пластом в своей спальне. В зеркало смотреть было противно – вместо белокожей красавицы оттуда глядела высохшая и почерневшая дурнушка с огромным носом-клювом. Саломея больше не убивалась, не выла волчицей, но и не чувствовала себя по-настоящему живой. Слава богу, что хоть одно наладилось: ушли в прошлое месяцы беспросветной тоски. На горячих угольях отчаяния сожгла тогда Саломея свою прежнюю жизнь и впервые спросила себя, за что ей посланы все эти несчастья. Она тщательно перебрала в памяти случившиеся с ней события. Вспомнила то зло, которое причиняла людям, и сказала самой себе, что делала это всегда без умысла, защищаясь, спасая себя и своё будущее. Даже сейчас, когда Саломея искала причину своих несчастий, она считала, что её совесть чиста.