Девушка под яблоней - [39]

Опостылела хата, опостылела жена... Недружно жили они с Мариной. Родион с тяжелой головой уходил на люди - горе гнало его, изливал свою обиду на жену:

- За всю жизнь улыбки от нее не видел...

Люди сочувственно кивали головами:

- Хуже нет, как сварливая жена... Это уж не жизнь с такой женой...

Другие судили по-иному:

"С чего ей улыбаться тебе, коли ты своей хаты не держишься, за чужими бабами ухлестываешь! А жинка из синяков не вылезает, вечно багровая, как печенка, ходит..."

Вслух-то этого последнего мнения, известное дело, никто не высказывал, про себя каждый держал.

5

- Разве забудет Селивон, как у его отца кожухи да копей отбирали, когда против Врангеля шли?

Перед бородачами проплывало прошлое, овеянные славой времена комитетов бедноты, когда на селе заправлял Мусий Завирюха. В те достопамятные дни прибирали к рукам всех этих мстительных деришкур. Раскапывали ямы с хлебом, выискивали запрятанные на чердаках, под слегами червонцы, разматывали клубки с шерстью - и там находили золото. Как живой встал в памяти старый плут - отец Селивона, первостатейный мастак был и высватать и умаслить, магарычом людям глотку залить, обмануть на базаре. Клятвопреступник, мошенник. Бывают же такие люди. А теперь вот сын Селивон завхоз, весь в отца удался.

- Надавит бочку масла - кто проверит, взвесит? Кладовщик Игнат ему приятель, все покроет.

Вьется дымок, ест глаза, все пасмурнее становятся лица. Пастух, садовник и пасечник, беспокойные головы, толкуют с Мусием Завирюхою о делах, кровно их интересующих: как завхоз с кладовщиком вертят колхозом. Родиона втащили в свою компанию, и все попытки вывести их на чистую воду ничего не дают. Защитников у Селивона хватает - и в артели, и в райцентре. Конюх Перфил кричал на собрании:

- Устин Павлюк с Мусием Завирюхой к тому клонят, чтоб самим в колхозе верховодить! На три погибели нам эта ферма, все сено пожрала. То бы по дворам поделили, как в Куликах. А то завели ферму, планы сено забирают, а на двор дают, что останется.

Давно бы надо привести в порядок заболоченные луга, топи да низины, осушить болото, где родится одна несъедобная, а то и вовсе ядовитая трава: осока, лепеха, явор, камыш, чемерица, купырь, конский щавель - всего и не перечислишь. Согнать ржавую воду, болотную грязь, цвель, оздоровить плодородные торфянистые земли, чтоб втрое больше родилось, выросло чистого сена. Вложили бы труд, но и покосы бы увеличились. Не раз говорил об этом Мусий Завирюха на собраниях. Все уже было обговорено с Павлюком, начертили план, жаль, не успели осуществить. Вместо того Селивоновы дружки все сваливают на ферму: из-за нее, мол, бедуем с сеном!

Ждет не дождется Мусий Завирюха - когда же эти люди будут больше болеть за коллективное добро, чем за свои усадьбы?

Это только так кажется, что стариков волнуют рядовые, обыкновенные дела - ферма, сено. Нет, их волнуют мысли мирового масштаба - о рождении нового человека, человека чистой души, свободного от омерзительного векового наследия - мелкособственнического эгоизма. Да, не перевелись еще у нас такие люди, спросите хотя бы пастуха Савву Абрамовича: племенной скот в каждом дворе разводят, каждую осень сбывают чистокровных бычков, две тысячи рублей с головы. И все Игнату с Селивоном мало, норовят еще и с фермы потянуть. Не меньше, чем Мусия Завирюху, поражает эта ненасытность и садовника Арсентия и пасечника Луку.

Друзья, возможно, с большей радостью сосредоточили бы свое внимание на светлых явлениях, да никак этого нельзя, пока есть люди без стыда, без совести.

Построить новую жизнь - это вам не хату поставить.

Как только не исхитряются Селивон с кладовщиком, чтобы прибрать к рукам колхозное добро! Заполучили на свою сторону председателя, обкрадывают артель, на нет сводят все успехи, которых добились колхозники при Павлюке. Одно у этих людей на уме - самим бы обогатиться. В большом хозяйстве для проворных рук найдется чем поживиться. Мало, что ли, хапнули на картофеле? За короб - пять центнеров накопанной картошки - полтора трудодня. Селивон требует, чтобы с верхом накладывали короба, иначе принимать не будет. Бригадир Дорош сам за этим следит. Не известно разве, что свеклу, картошку "на глазок" копали. Подсчитайте-ка, сколько тысяч пудов картофеля они себе оттяпали, утаили от государства, занизили урожай, присвоили чужих трудодней на этих самых "верхах". Целую зиму торговали на базаре. Семенной картофель забуртовали в поле, засыпали в погреба. Да ведь ключи в руках - неужели не сумеют замести следы? Поди докажи, когда копают "на глазок"? Глаз, известно, он всякий бывает.

А стоило Мусию Завирюхе заикнуться об этом на собрании - ого, как взяли его в оборот конюх Перфил с бригадиром Дорошем! Живого места не оставили, так высмеяли. Разве некому отстоять этого пройдоху Селивона, мало горлодеров, охочих выслужиться перед председателем да завхозом? А уж те сумеют льстивое слово да угодничество выдать за "голос масс". Тысячи тонн картошки не перевесишь, если она лежит под толстым слоем земли. Приморозить хотят картошку - вот-де куда гнут Завирюха с Павлюком. Перевести общественное добро! Пустить артель под откос! Чтоб сгнила картошка! Да и откуда взяться излишкам? Какая картофелина облеплена землей, часть усохнет, морозом прихватит. Разве у нас одних меряют на короба?