Девушка мечты (сборник) - [40]

Он решил проверить это.

— Мэрилин?

— Да, Фил?

— Остановись. Просто стой. Замри. Я выключаю тебя, как марионетку. Представь, что я еще не вернулся из армии. Представь, что ты все еще стоишь неподвижно тут, ожидая меня.

Он ожидал, что она презрительно рассмеется, или рассердится, или отреагирует как-то так, как отреагировала бы Мэрилин на такие странные слова. Но она не сделала ничего подобного.

Она замерла на месте.

Еще секунду назад она была Мэрилин, улыбалась, дышала, любовно глядела на него. А теперь она стояла, разинув рот, неподвижная, точно кукла, которую он увидел, когда вошел в дом, с открытыми, остекленевшими глазами, лишенная всякой жизни, индивидуальности и движения.

Он подошел к кукле, которая только что была его женой, и осторожно дотронулся до ее лба. Лоб был холодным. Теплота Мэрилин была просто частью иллюзии.

Иллюзия. Он почувствовал, как по всему его телу бежит холодок.

— Очнись, — хрипло сказал Марш. — Проснись, Мэрилин. Разморозься.

И тут же словно повернули выключатель. Она очнулась, и жизнь снова потекла по ней.

— Что ты сказал, Фил? Боюсь, я не вполне расслы...

— Замри.

Она снова застыла. Замри, отомри. Щелк, щелк. Просто марионетка.

Марш подошел к окну и выглянул наружу. Был обычный бруклинский день, дети, пришедшие из школы домой, играли на улице в мяч, молодая мать качала ребенка, чтобы он заснул на теплом солнышке, полицейский на перекрестке управлял движением.

Он оглянулся на пустую Мэрилин и подумал о том, сколько в мире иллюзий, а сколько настоящих людей. И еще он подумал, как попал в этот кошмар.

Я был бы счастлив, если бы никогда не повстречал этого дьявола Девенпорта, с горечью подумал он. Это он внушил мне все эти мысли. Если бы не он, я был бы по-прежнему счастлив и любил бы Мэрилин. А также весь этот проклятый мир.

Почти не сознавая, что делает, он надел куртку, которая два года провисела в шкафу, прошел мимо застывшей Мэрилин, мимо брошенного на пол вещевого мешка и вышел на улицу. Мешок он не потрудился захватить с собой.

Он стал спускаться по лестнице, когда услышал какой-то скрип, и на перила второго этажа навалилась толстая фигура. Миссис Джованетти. Владелица дома.

Ее маленькие круглые глазки засияли, когда она увидела его.

— Да ведь это мистер Марш! Вы же вроде бы должны были вернуться только в пятницу, я собиралась испечь для вас пирог...

— Замри, — сказал он. — Выключись.

Миссис Джованетти, казалось, как-то погрузилась сама в себя и застыла странной глыбой на лестнице, точно мешок с картошкой. Дрожа, Марш обошел ее и пошел дальше. Как он жалел, что вернулся не в пятницу. Если бы он не поймал Мэрилин врасплох, ничего этого бы не произошло.

Он вышел на яркий солнечный свет. По пути ему попался мальчик с собакой. Мальчишке было лет восемь, и личико у него было грязное, а собаке — жесткошерстному терьеру — совершенно не нравилось идти на поводке.

— Эй, ребенок.

— Да, мистер?

— Я устал от тебя. Перестань быть живым.

И мальчик превратился в статую. Терьер тоже перестал рваться с поводка и застыл, вывалив из пасти язык.

Марш пошел дальше.

Мальчик посыльный тащил товары из лавки — его прыщавое лицо было взволнованным, очевидно, он боялся опоздать. Марш заморозил и его, лишив псевдожизни одним словом.

Полицейский, регулирующий движение на перекрестке, превратился в статую в синем мундире. Машины покорно остановились. Марш сошел с тротуара и подошел к водителю первого автомобиля.

Это был лысеющий человек лет пятидесяти. Он высунулся в открытое окно, и Марш заморозил его. Бьюик позади них начал гудеть, так что Маршу пришлось заморозить и его тоже.

Какой-то холод рос у него в груди, пока Марш шел по улице, направляясь к метро. Ноги его словно шагали сами, он понятия не имел, куда идет и зачем. Но он неустанно произносил слово, чтобы лишить жизни марионеток, которых встречал по дороге.

В газетном киоске на углу за стопками газет сидела старуха. Марш положил десять центов, взял газету и заморозил ее. Потом забрал свои десять центов. Новости в газете были самые обычные: кризисы и президентские заявления, дебаты в ООН и бейсбольные очки. Доджерс были на третьем месте и боролись за второе. Президент возвращался из отпуска, улыбающийся, загорелый, выглядевший бодрым.

— Это что, тоже все игра? — спросил вслух Марш. — Игра только для меня? Только я здесь настоящий?

Он поглядел на дорогу.

— В чем дело, мистер? — спросил его водитель проезжающего мимо грузовика. — У вас какие-то проблемы?

Марш заморозил и его.

Он шел все дальше — через этот мир марионеток на ниточках, которые прыгали и разыгрывали для него драмы. При этом он думал о том, творится ли это во всем мире или только там, где он находится. Он был в Германии, смотрел на фрейлин и наливался баварским темным крепким пивом. И что, Германия теперь тоже застыла на месте, когда он переехал в Америку? Неужели во всем мире люди застывают всякий раз, когда он отворачивается?

Он не мог придумать, как это проверить.

Я — единственный настоящий человек. Во всем проклятом мире.

Это было словно испытание на прочность.

Марш дошел до метро. Люди шли мимо и толкались, словно не знали, что он мог их остановить на ходу одним только словом или, возможно, мыслью, или даже кислым взглядом. Марш покопался в карманах и нахмурился, увидев, что у него нет жетонов. У кассы стояла очередь человек в десять-двенадцать.