Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера - [30]

— Мы едем в дом моего отчима. Этого достаточно?

— Не совсем, — приходится признаться мне, и Юлиан шипит.

— Однако придется удовлетвориться этим. Я не расположен к психоанализу… Просто помолчи, хорошо?

А что мне еще остается: прикусываю язык и представляю свое возвращение в Нюрнберг и новую встречу с Шарлоттой, с которой виделась лишь однажды, в кафе в начале зимы. Интересно, она уже родила? И какой этот Адриан, отчим Юлиана, о котором он так не любит говорить.

Мысли, одна любопытнее другой, теснятся в моей голове, и я занимаю себя ими до самого приезда в Нюрнберг двумя часами спустя.

15 глава. Юлиан

15 глава. Юлиан

Дверь нам открывает Шарлотта… Огненно-рыжая, с большим животом, она кажется мне донельзя комичной. Не знаю, что нашел в ней отец — меня она никогда не заводила.

Просто хотелось сделать ему больно, так же больно, как было мне после смерти матери, да и вообще в целом. И Шарлотта казалась идеальной кандидатурой для этого…

Сейчас я сам себе кажусь каким-то ребенком: сначала Франческа, потом Шарлотта… Да, это было забавно, но чрезвычайно глупо.

— Здравствуй, Шарлотта.

— Здравствуй, Юлиан.

— Адриан.

— Здравствуй, сын.

Мы здороваемся официально, словно коллеги по бизнесу, а не родные люди. Впрочем, я никогда не считал Адриана отцом — только маминой слабостью, которую она так в себе и не изжила.

Не люблю слабых людей!

— Это Эмили… она поживет в этом доме, — то ли спрашиваю, то ли полу утверждаю я. Катастрофа выступает вперед и не без смущения пожимает руки Адриану и Шарлотте.

— Это и твой дом тоже, — произносит Адриан серьезным голосом. И я так и слышу недосказанное: «Если только ты готов соблюдать определенные правила». — Ты волен приглашать гостей, если находишь то необходимым.

Надо бы, наверное, поблагодарить за подобную сговорчивость — все-таки после выходки с Алексом Адриан велел мне не появляться более в этом доме — однако язык буквально не поворачивается, и я молча киваю. А Шарлотта — вот уж не думал, что буду ей благодарен!

— переключает всеобщее внимание с меня самого на маленькую писклю.

— А это у нас здесь кто? — спрашивает она, склоняясь над автомобильным креслицем, в котором Эмили держит ребенка. — Маленький ангелочек?

И Катастрофа отвечает:

— Почти угадали: ее зовут Ангелика. Моя дочь.

Отец бросает на меня быстрый взгляд: прекрасно, теперь он станет думать, что я отец этого ребенка. Эта мысль не так ужасает, как пару недель назад, но явно не из той категории, которая могла бы порадовать мое бедное сердце.

— Мы устали с дороги, — произношу своим привычным в общении с домочадцами тоном, и Эмили враз сникает, перестав ворковать над Ангеликой вместе с Шарлоттой. Только проводит рукой по своей вымазанной в синей краске футболке и приглаживает слегка растрепавшиеся волосы…

Да, видок у нас еще тот, однако вопросов никто не задает, что само по себе достижение. Адриан произносит:

— Мы отложили ужин до твоего… вашего приезда, — поправляется он. — Можете привести себя в порядок и спускаться в столовую. Это все ваши вещи? — он указывает на мою спортивную сумку и чемодан Катастрофы. Отвечаю «да», и Адриан добавляет: — Где находится твоя комната, ты знаешь… — и замолкает, глядя на Эмили, должно быть, не решаясь задать щекотливый вопрос.

— А Эмили вполне подойдет гостевая комната, — заканчиваю за него. — Я покажу ей, где она находится.

Мы поднимаемся на второй этаж, и какое-то приятное чувство, с трудом мною определяемое, наполняет каждую клеточку моего организму. Это не радость, нет, — это что-то из разряда непознанного. Таким пусть и остается…

— Вот, это твоя новая комната, — отворяю дверь и ставлю у порога чемодан Катастрофы, а сам наблюдаю за ее реакцией. Комната оформлена в персиковых тонах — мама всегда любила теплые оттенки — и вечернее солнце дарит необыкновенный уют односпальной кровати у стены и шифоньеру с витыми завитушками.

— Как красиво! — восхищается девушка-катастрофа, продолжая любоваться окружающей обстановкой. Что уж говорить, это не моя квартирка в Мюнхене — это хоромы настоящей принцессы.

— Красиво, — не могу не согласиться я, — только кровать маловата. — И понизив голос: — Однако ты всегда можешь прийти спать в мою. В моей комнате кровать намного больше!

Эмили оборачивается, глядит на меня с хищным прищуром — вроде как, оскорблена подобным предложением! — а потом вдруг кидается ко мне на шею и крепко целует в губы. Я опешиваю на мгновение — что за телячьи нежности! Я не большой поклонник подобных — однако губы у нее горячие, а грудь так сексуально упирается в мою грудную клетку, что я невольно поддаюсь порыву: прижимаю ее к себе еще плотнее и углубляю поцелуй. Катастрофа не сопротивляется, только запускает руки мне под футболку и распаляет еще больше.

— Давай опробуем для начала твою кровать, — предлагаю ей на полном серьезе, но девушка качает головой.

— Мы не можем, нас ждут к ужину.

— Плевать. Я бы лучше поужинал тобой!

Ее приоткрывшиеся губы, раскрасневшиеся от поцелуев, так и манят ко второму раунду. Кто бы мог подумать, что она так здорово целуется! Однако Катастрофа отстраняется… Не пойму, в чем причина столь резкой перемены, только она меня не радует.