Девушка из Золотого Рога - [17]

«Все, что дается тебе, приходит и уходит, остаются лишь блаженные знания. Все, сущее в мире исчезает и заканчивается. Остается только написанное, остальное утекает».

Мысль, несомненно, была очень высокой, однако не имела ни малейшего отношения к тому, что волновало Азиадэ. Склонив голову, она печально посмотрела на свой перевод, чувствуя себя человеком, с трудом откупорившим бутылку, которая оказалась пустой. Азиадэ сложила листок, осмотрелась и с радостью обнаружила, что она в комнате одна.

Нет, твердо решила она, так больше продолжаться не может. Каждый день Хаса приезжает за ней на машине к дому, отвозит в университет, ездит с ней на прогулки в Грюневальд, дарит цветы и как бы между прочим намекает на радости семейной жизни. Иногда она позволяет ему погладить ей руку, а то и прикоснуться губами ко лбу.

Азиадэ сердито посмотрела на длинные ряды книжных полок. Все могло бы быть по-другому, если бы она согласно их обычаям, скрывала лицо под чадрой. Доктор Хаса никогда не увидел бы ее, жизнь текла бы в своем обычном русле, и ей не пришлось бы размышлять о таинстве любви вместо того, чтобы исследовать туранские префиксы.

Она задумчиво поскребла ногтем темное дерево столешницы. Наверное, они совершили большую ошибку, покинув родину. Но этого захотел ее отец — и теперь, на ее голову обрушилась любовь к чужому человеку, который чувствует, думает и действует совсем не так, как на ее родине.

Азиадэ глубоко вздохнула. Ей было очень стыдно, она искренне презирала себя. Хаса буквально преследует ее, и нет никакой возможности вырваться из замкнутого круга его слов, взглядов, жестов.

Азиадэ прошлась вдоль книжных полок. Лысый администратор у двери, перебиравший каталог, вопросительно посмотрел на нее. Она притворилась, что ищет книгу, и пробежала взглядом по «Грамматике суахили» и «Введению в среднеперсидский».

«Выйти замуж», — в отчаянии подумала девушка и вернулась на свое место.

Она рассеянно рисовала на лежащем перед ней листе головы демонов, различные геометрические фигуры и неизвестные окончания неведомых слов. Потом отложила карандаш и с удивлением обнаружила, что на листе красивым арабским почерком выведено «Принц Абдул Керим».

Она покачала головой, написала то же самое латинскими буквами, потом перечеркнула все и вывела по-турецки «Его высочество принц Абдул Керим». Значит, все это время она думала только об исчезнувшем принце.

Она никогда не видела принца, но представляла себе его, проплывая в лодке мимо дворца на Босфоре. У него, наверное, светлая кожа, длинный османский нос с горбинкой, грустные глаза и крепко сжатые губы. Может быть, он меланхоличен, как султан Абдул Азиз, а может, хитрый, слабый и жестокосердный, как Абдул Гамид. Может, он живет в изнуряющей скуке, и взор его затуманен, как у мечтательного и спокойного Мехмет Рашид. Она ничего о нем не знала, кроме того, что этот принц, живущий во дворце на Босфоре, предназначен ей в мужья и что никого, кроме него, она не имела права любить. Тем не менее, она влюбилась в длинноногого варвара с улыбающимися глазами. Принц исчез, он тоже никогда не видел ее, может, даже никогда о ней и не слышал. Скорее всего, руки его были мягкими и ухоженными, а в сердце таилась тихая жажда покоя, забытья, смерти, как у покойного Юсуф Изеддина. Последние представители османского рода не могли похвастаться особой статью. Хаса был здоровей, крепче и так близок.

Азиадэ стало грустно из-за принца, который уже не был принцем и никогда ее не видел. Она взяла простой карандаш и нарисовала вокруг его имени красивый волнистый орнамент, приписала: «Азиадэ просто глупая гусыня», и ей вдруг показалось, что вся ее жизнь это сплошной запутанный сон. Медленным движением она убрала волосы с лица, потом решительно достала из портфеля листок бумаги и, тщательно обдумывая каждое слово, вывела:

«Его Королевскому Высочеству принцу Абдул Керим-Эфенди».

Она долго рассматривала заглавие, все больше убеждаясь, что она такая же ненормальная, как и последние Османы, потом продолжила:

«Ваше Королевское Высочество! Вы никогда меня не видели и вряд ли даже помните мое имя. Его Величество, наш великий император и покровитель всех правоверных, однажды постановил, что я, с великой милости Господа, должна буду переселиться во дворец Вашего Высочества и стать Вашей покорной рабой и верной женой.

Я очень несчастна, Ваше Высочество, тем, что Бог не позволил этому свершиться. Теперь я живу в Берлине и посещаю Дом знаний, где изучаю историю священных предков Вашего Высочества. Мне очень грустно, так как я бесконечно одинока. Я больше не ношу чадру, и все мужчины могут меня видеть. Покарайте меня, о Всемогущий! Но женщине без чадры очень трудно не поддаться соблазну. Припадаю к Вашим священным стопам и молю Вас: возьмите меня к себе, где бы Вы ни были, чтобы я могла Вам служить и дышать с Вами одним воздухом. Если Вы пожелаете, я буду Вашей служанкой; вечерами, после работы буду массировать Вам ноги. Если Вам приходится водить такси по узким улицам в незнакомом городе, я буду давать Вам в дорогу термос с горячим кофе и ждать Вас на стоянках, чтобы помахать Вам рукой. Если же Ваше Высочество навсегда откажет мне в этой милости, тогда молю Вас отречься от меня, чтобы я чувствовала себя свободной и бросилась в пропасть, которую называют любовью, и куда попадают все женщины, не носящие чадру. Потому что я молода, Ваше Высочество, и мое воспитание в отцовском доме еще не завершилось, когда мы лишились этого дома. Поэтому я слаба и у меня нет ни терпения, ни достаточного самообладания, которыми должны обладать женщины. Я часто думаю о Вас, о Вашем дворце и о деревьях, которые росли в Вашем саду и мимо которых я проезжала когда-то, мечтая, что когда-нибудь смогу отдохнуть в их тени. Не сердитесь на меня, Ваше Высочество, ибо я Ваша раба, связанная долгом принадлежать Вам, как приказал мне наш Император и Господин».