Девушка из Ржева - [20]

Паша и Соколов встречались в условленном месте — на скамейке в парке Шевченко. Свидания были всегда очень короткими, иногда Соколов вручал девушке донесение, написанное мелким твердым почерком, иногда просто устно сообщал о чем-либо важном.

Во время очередной встречи Соколов выглядел очень озабоченным, долго возился с махорочной самокруткой, чиркал колесиком зажигалки-«самопала», заменявшей населению давно исчезнувшие спички, потом молча и сосредоточенно курил. Наконец произнес:

— Ну-с, милая барышня, если я хоть что-то понимаю в железнодорожных перевозках, то, кажется, мы нашли то, что искали.

Как и все предыдущие, это донесение Соколова было предельно лаконично: на станцию Луцк под необычно усиленной охраной прибыло несколько вагонов с артиллерийскими снарядами. Разгружают их и переносят на склад только немецкие солдаты. Ни местные грузчики, ни военнопленные к разгрузке, как всегда бывало раньше, не привлекаются. Все работы ведутся в обстановке предельной секретности, на путях не разрешается находиться никому постороннему. Некоторые предпринятые дополнительные меры предосторожности могут быть объяснены, как думает Соколов, специфическим характером груза — ОВ.

Соколов не ограничился донесением: он вручил Паше листок бумаги — план расположения складских помещений, изготовленный в масштабе, со всеми необходимыми пояснениями. И каждый штрих рисунка отличала скрупулезная точность.

Паша не находила слов, как благодарить инженера Соколова. Потом привычно подумала: «Нужно скорее к Виктору…» И осеклась. И уже не было радости, а была лишь боль и тоска. Больше месяца прошло с того страшного дня, а она все не могла смириться с мыслью, что его уже нет в живых…

Виктор Измайлов погиб 7 июля, когда возвращался с партизанского маяка после передачи очередной информации. Виктор отдал донесение партизану Владимиру Ступину, немного отдохнул, поел, попрощался с бойцами и отправился в обратный путь.

Он отошел от маяка на какой-нибудь километр и здесь, на опушке леса, наткнулся на сторожевую заставу бандеровцев. Жестокая, но, увы, неравная схватка длилась считанные мгновенья. Виктор не успел даже до конца разрядить обойму своего «вальтера», как его прошили автоматные очереди сразу с нескольких сторон…

Луцкое подполье лишилось еще одного своего руководителя. А Паша к тому же потеряла человека, который, как знать, мог бы стать для нее самым близким.

…Осторожное прикосновение сухой ладони вывело девушку из недолгого забытья.

— Что с вами? — услышала Паша встревоженный голос Соколова.

— Так, ничего, — виновато ответила Савельева и, взяв себя в руки, добавила обычным спокойным голосом. — Спасибо вам, Леонид Дмитриевич, за все, что вы сделали. А теперь извините, мне пора. До свидания!

10

В небольшом домике на Ковельской улице, надежно укрытом от взоров прохожих густой порослью смородины и малины, Михаил Неизвестный докладывал Паше и Ткаченко об окончательном решении командования отряда.

— Наше предложение о налете отклонено сразу и единодушно, — говорил Михаил.

— Почему? — встрепенулся Ткаченко. — Мы можем собрать и вооружить до сорока человек из бывших пленных и местных ребят, неужели этого мало, чтобы перебить часовых и ворваться в склад?

— Да нет, не мало, — ответил Михаил, — но что дальше? И вообще, зачем налет? Командование специально подчеркнуло, что это не обычная диверсия и бой нам ни к чему. Нам нужно похитить, тихонько, без лишнего шума, один-единственный снаряд и передать его товарищам из отряда так, чтобы они сумели наверняка вынести его из города. Мне правильно напомнили, что неподалеку от вокзала казармы. Если солдаты успеют оцепить склады, все погибло, никто не вырвется.

— Ну и рванем этот склад к чертовой матери! — не выдержал Ткаченко.

— Да что вы говорите, Алексей Дмитриевич! — тут уж вмешалась Паша. — Ведь мы отравим весь город! Снаряды-то химические! Да и задания Москвы не выполним. Нет, это никуда не годится, будем действовать так, как рекомендовали в отряде, — твердо закончила девушка. И добавила, уже специально для Ткаченко: — В конце концов, это приказ, а приказы не обсуждаются. Так, кажется, по уставу?

Михаил улыбнулся невольно. До чего же изменилась Паша за эти недели руководства группой после гибели Виктора Измайлова. Вот и про устав упомянула, а ведь никогда в армии не была. Молодец, Паша, быть тебе, по всему видать, настоящим руководителем. Недаром в отряде после долгих, правда, раздумий именно ей доверили возглавить всю организацию.

Между тем Паша, словно смутившись собственной резкости, виновато взглянула на Ткаченко и тихо сказала:

— Извините, Алексей Дмитриевич…

— Что ты, Паша? — удивился Ткаченко. — И впрямь, что это меня так занесло? Приказ есть приказ. Да и план мой, теперь вижу, ни к черту не годится.

Паша успокоилась. Она никак не могла до конца освоиться с мыслью, что она командир, и что эти люди, старше и опытнее ее, обязаны выполнять ее распоряжения, давать ей отчет в своих действиях, и что она, Паша, теперь несет ответственность за них.

Но, странное дело, если первые дни и недели после гибели Виктора эта ответственность угнетала ее, ложилась на плечи тяжким грузом сомнений и опасений, то теперь придавала ей силы и уверенность. Вот только приказывать товарищам так естественно и твердо, как это делал Виктор, она не научилась. Но ведь Виктор был кадровый командир, ему было легче, его учили командовать. А ее, Пашу, разве кто-нибудь учил посылать людей на смертельно опасные задания?