Девушка из министерства - [15]

— Мне казалось, что я ничего больше не смогу написать. Я себя такой бездарностью ощущал!

— И решил переменить профессию? — Рузанна указала на колодку.

Грант засмеялся.

— Нет! Я всегда чиню ботинки мальчишкам. Наш отец был сапожником, Аник сохранила инструмент. А мальчишки, знаешь, как рвут обувь?

Помолчали. Она тихонько спросила:

— А теперь?

Грант понял.

— Теперь прошло. Картину в кафе напишем. Бригадой. С двумя товарищами.

Заметив ее разочарование, быстро добавил:

— Одному невозможно. Ты не бойся. Все будет хорошо! — Он поцеловал ей руку. — Не сердись на меня. Ты пришла, как настоящий друг.

— Я пришла к сапожнику, — рассмеялась Рузанна, вытряхнув из газетного свертка туфли без каблуков.

Грант снова обхватил ее руками и закрыл глаза.

Они сидели молча. Со двора доносились крики детей, в подъезде разносчик молока предлагал:

— Есть твороги, сыроки, молоки…

Послышались шали. Кто-то поднимался.

Женский голос, звучный и глубокий, приговаривал:

— А вот мы уже пришли, все купили, погуляли, Ашотик корзину нес…

Что-то пролепетал ребенок, и женщина рассмеялась.

— Ах ты, мой справедливый сын! И Виген тоже корзину нес, конечно…

Грант поднял голову.

— Аник, — пояснил он с улыбкой, но не отодвинулся от Рузанны, а только выпрямился на своем низеньком сиденье. Так они и встретили хозяйку: Рузанна — сидя на ящике, Грант — у ее ног.

По голосу и смеху Рузанна представила себе Аник крупной и сильной. Вошла худенькая, невысокая женщина с лицом, будто выточенным из темного дерева. На секунду Рузанна поймала ее живую улыбку, открывающую ровные блестящие зубы. Но едва Аник увидела гостью, лицо ее сейчас же замкнулось, стало безжизненным и даже суровым.

Она неловко, торопливо кивнула и, не раздеваясь, прошла в комнату, увлекая за собой детей — маленького мальчика в меховой шубке и подростка с хозяйственной сумкой в руках.

— Может быть, мне лучше уйти? — осведомилась Рузанна.

— Почему? — удивился Грант. Он не почувствовал никакой неловкости и удержал Рузанну, когда она хотела подняться.

Старший мальчик принес в переднюю пальто и, возясь у вешалки, слегка кивнул Гранту в сторону комнаты.

Грант встал.

— Я на минутку…

Вместо него в переднюю вкатился Ашотик. Он был в длинных пушистых штанах и такой же блузе, Рузанна попыталась взять его на руки, но мальчик отбился, ловко орудуя локтями и пятясь назад. Тогда Рузанна вспомнила, что у нее в сумочке всегда есть конфеты — дары Баблоева. Она вытащила ириску «золотой ключик».

Завидев конфету, Ашотик немедленно выкрикнул:

— У нас дома тоже такая есть!

Рузанна не имела опыта в обращении с детьми. Ашотик показался ей очень маленьким, и то, что он так свободно говорил, привело ее в восторг.

Она вытащила еще одну конфетку.

— А такие?

Малыш взглянул на брата. Виген с непроницаемым лицом стоял у вешалки. Тогда, чтобы избежать соблазна, Ашотик, заложив руки за спину, закричал с отчаянием в голосе:

— Я уже сыт от этих конфет!

И, завидев вошедшего Гранта, бросился к нему со всех ног.

Тот вскинул племянника к потолку и усадил на плечо.

— Хорош парень?

— Гордый очень, — сказала Рузанна, — не удостаивает принять угощение.

— A-а, ничего не поделаешь… Это мамино воспитание.

Грант взял у Рузанны конфеты, сунул их мальчику и, подкинув его еще разок, выставил из передней. За Ашотиком исчез и Виген.

— Понимаешь, опять я что-то не так сделал, — виновато улыбался Грант. — Оказывается, нельзя было принимать тебя в передней. Теперь ты плохо про нас подумаешь. Пожалуйста, не думай плохо, прошу тебя.

Он снял с Рузанны пальто и ввел ее в небольшую, очень чистенькую комнату, украшенную вышитыми салфетками, разрисованными ковриками и букетами искусственных цветов.

Рузанна взглянула на Гранта. Ее восхищало, что он понимает каждое ее движение. Грант тихо сказал:

— Аник больше нравится так… Это ее вкус, ее жизнь.

— А где твои картины?

— В мастерской. У нас с товарищем общая мастерская. Ты увидишь.

Весь этот день был обещанием будущего. «Ты увидишь», «мы с тобой пойдем», «мы сделаем», — ежеминутно говорил Грант. И Рузанна, обычно сдержанная, даже скованная, легко смеялась, легко двигалась, легко и охотно болтала.

Она знала, что сейчас каждое ее слово вызывает в нем отклик, знала, что ему нравится каждое ее движение, каждый поступок.

Ее не смутило даже напряженное лицо Аник, которая принесла кофе и печенье.

— У нас сегодня не убрано, — извинялась она глухим, безжизненным голосом и поправляла дорожку на комоде, стирала с подоконников несуществующую пыль, взбивала подушку на тахте.

Грант притащил в комнату всех трех мальчиков. Пожалуй, все же самый старший напоминал его косым разрезом глаз и слегка выступающими скулами.

Грант сказал:

— Издание исправленное. Похож, только лучше.

Рузанна про себя поправила: «Красивее».

Появилась колода карт.

— Вообще-то у нас Аник в карты играть не разрешает. Ну, уж ради воскресенья…

Распухшие, почти стершиеся от употребления карты доказывали, что запрещение частенько нарушается.

Игра шла на маленькие разноцветные леденцы, за которыми Армося сбегал в «Гастроном».

Рузанна никогда не предполагала, что такое несложное развлечение, как «подкидной дурак», может быть обременено бесчисленными условиями и обязательствами, оглашенными и принятыми в начале игры: «С подменой». «Ходит тот, у кого младший козырь». «Без разрешения идущего не подкидывать». «Туз побивается пятью козырями» (возможность чисто теоретическая). «Напарники не переговариваются».