Девушка из Хиросимы - [37]

А вскоре ее переиздали в городе, напечатав в типографии и снабдив иллюстрациями–оттисками с рисунков, вырезанных на дереве. Заставки Сумико в эту брошюрку не попали. На обложке значилось: «Текст и рисунки Кацу Гэнго». На этот раз Сумико не удостоилась высокой чести.

Зато Матао удостоил ее заказом: сделать заставку к стихотворению, которое должно было пойти в «Кормовом весле». Стихотворение было довольно длинное. Начиналось оно так:

Как и в те времена,когдакрестьяне шли на замки даймио, подняв шесты с кусками рогожи, — так и теперь они несут это знамя, славное мятежное знамя предков!

Но теперь на рогоже выведено тушью:

«Мы против баз! Мы против войны!»

Вся страна испещрена военными базами —

Кэмп Крофорд, Кэмп Макнил, Кэмп Стилуэл, Кэм<п Мур, Кэмп Дрю, Кэмп Хауген, Кэмп Кинг, Кэмп Кейтингтон, Кэмп Инола и прочая и прочая… семьсот с лишним!

А кончалось стихотворение следующими строчками:

…Знамена из рогожи поднялись одновременно — и в рыбацкой деревушке Утинада, и на островке Осима, и в поселках на склонах горы Асам а.

И на домощь крестьянам и рыбакам спешат отовсюду отряды солидарности — докеров, железнодорожников, шахтеров, овязистов, студентов, сотрудников гарибанных журналов — всех настоящих патриотов.

Их красные флаги развеваются рядом с рогожными знаменами!

Славя сидящим на передовой линии всенародного сопротивления! Каждый обязан скорей, не теряя ни одной минуты, помочь отважным борцам за родину!

Если не можешь поехать на место событий,

пошли деньги или вещи или хоть открытку с приветом

по «адресу:

ПРЕФЕКТУРА ИСИКАВА, УЕЗД КАВАКИТА, ДЕРЕВНЯ УТИНАДА, КОМИТЕТ ДЕЙСТВИЙ.

Скорей, не теряя ни одной минуты!

Пусть слышит весь мир наш голос:

Долой военные базы! Долой войну!

Не дадим повторить Хиросиму!

Сумико сделала к этому стихотворению заставку: взлохмаченный голубь отгоняет самолет, на котором написано: «Инола».

4

В тот вечер она вернулась с горы раньше обычного. Несмотря на поздний час, в домах горели огни, двери были распахнуты, у плетней и на улице стояли люди. Дядя Сумико тоже не спал. Он сидел на корточках у калитки. Увидев Сумико, он молча встал и прошел в дом.

— Дядя, что случилось? — спросила Сумико.

Все ходишь куда–то… — прошипел он, ложась на постель. — Догуляешься.

В соседнем дворике тихо пели тоненькими голосами. Сумико заглянула за плетень. Под каштановым деревом в деревянной кадке, наполненной водой, сидели Инэко и Харуэ.

— Иди, вода еще горячая, — сказала Инэко. — Мы разучиваем песню, Харутян уже выучила.

Арестовали кого–нибудь? — спросила Сумико. — Что случилось?

Инэко пожала плечами. Никто ничего не знает толком. Прибежали мальчишки и сказали, что какие–то машины подъехали к круглой скале и какие–то в белых халатах вместе с японскими полицейскими стали заходить во все бараки по очереди. Услышав крики и плач женщин в бараках, мальчишки испугались и побежали домой. Тогда все пошли вниз, чтобы узнать, правду ли говорят мальчишки. Но около дома тети Отацу уже стояли полицейские и никого не пропустили вниз к мостику. Поэтому ничего не известно, что произошло.

— А к дому Отацу–сан тоже подъехали машины, — сказала Харуэ. — Люди в белых халатах вошли в дом и немного спустя уехали. Говорят, что кого–то убили в бараке…

А может быть, они начали брать кровь? — сказала Сумико.

Инэко махнула рукой:

— Наверно, они подрались между собой… Сумитян, иди сюда разучивать песню отрядов действий за независимость. Сейчас эту песню поют везде.

Сумико сказала, что очень устала, ей нездоровится, и пошла спать.

Ночь была беспокойная. Несколько раз Сумико просыпалась от шума проезжавших машин. В последнее время они все чаще и чаще стали проезжать через поселок, направляясь в сторону бухты за Черепашьей сопкой. Где–то далеко стреляли пушки. Перед рассветом пролетели самолеты — так низко, что задрожал весь дом, потом опять загрохотали выстрелы, как будто взрывали горы за рекой.

Утром жители поселка узнали, что никакой драки не было и никого не убивали. К баракам подъехали машины с иностранными военными врачами, и всех живущих в бараках стали осматривать. Женщин и девочек осматривали отдельно, у всех взяли кровь на пробу и записали имена. Всем объяснили, что они должны пройти медицинское освидетельствование, так как проживают около самой базы и могут заразить военных чинов дурными болезнями.

Все утро Сумико занималась прополкой на заливных участках Сакума внизу у шоссе. Когда она шла домой, ее нагнала Харуэ, бежавшая со стороны мостика..

— Видела? На бараках наклеили бумажки, — сказала Харуэ. — На доме Отацу–сан тоже.

Они подошли к дому вдовы. На глиняной стене рядом с дверью белела бумажка с черными жирными буквами: «CHECKED» — и под ними три иероглифа: «Прошла медицинский осмотр». А еще ниже: «Нагаи Отацу, 34 лет».

Харуэ шепнула:

— Отацу–сан сама виновата… Пускала их к себе… Поэтому ее проверили, как панпан–девку.

Сумико пристально смотрела на бумажку. Потом повернулась и увидела Отацу, сидевшую с ребенком за спиной на обочине ее кукурузного поля, рядом с участком отца Харуэ. Перед Отацу сидела на корточках маленькая школьная уборщица Отоё и что–то писала на земле, очевидно гадала.