Девушка из другого племени - [35]

Кохаку мелко задрожала, ощущая, как его промёрзшие руки сжимают её под грудью и обхватывают бёдра. Осень в Белых горах выдалась холодной и ветреной, в конце октября выпал первый снег, но Мигуен обещала, что в декабре снова станет теплее, и Кохаку надеялась, что старушка не ошибётся и в этот раз.

— Кохаку бы ещё поспала, — попыталась Кохаку остановить мужа.

— Нодан согреет тебя, — в ответ он прижался губами к её шее.

Его дыхание было тёплым, срывающим с её кожи остужающую осень. Мужчина целовал её плечи, медленно скользя губами по мягкой белой коже, слегка потемневшей после обжигающего лета. Девушка замерла, расслабилась, отдаваясь желаниям мужчины. Желаниям, которые с каждым днём дарили всё больше понимания, и пробуждали в ней что-то неизвестное, невысказанное в высшем обществе Бостона, не написанное в красивых английских книгах. Мужчина проник в неё, и, слившись с любимой женщиной, он замер, ожидая, когда её тело начнёт отвечать. Кохаку слушала его тепло, впитывала его горячую плоть и позволяла себе чувствовать. Он знал, когда можно продолжать. Беззвучная незаметная команда, когда её тело становиться немного мягче. Нодан перешёл в движение, прижимая её к себе, лишь на столько, чтобы каждый дюйм её кожи соприкасался с его, чтобы не повредить малыша, чтобы она не почувствовала дискомфорт и не попыталась отстраниться.

Его дыхание участилось, чуть заметные, еле слышные стоны слетали с его губ и терялись в сплетённых белых косах. Кохаку нравились эти стоны, они щекотали ей нёбо, сжимали лёгкие, и она стала тяжелее дышать, поддаваясь его плавному танцу. Вскоре под шкурой стало жарко. Так жарко, что его обжигающие руки стали скользить по её намокшей коже, чуть заметно, еле уловимо он перебирал её пальцами, словно ощупывал целостность, запоминал мягкими подушечками поверхность. Кохаку обожала эти незаметные движения. Она вцеплялась в его руки, надеясь, что он не остановится. Но Нодан двигался вперёд, то спеша, то снова замирая, он мчался к вершине и вновь отпускал её, заставляя двигаться за ним.

Мужчина прикоснулся к мягкой нежной плоти между её ног, осторожно, чтобы не вызвать её стеснения.

«Нет, не надо», — говорит её рука и ложится сверху на его. Кохаку боится, всё ещё зажата.

Нодан не слушает. Ещё немного и она ему всё позволит. Несколько мгновений и она наполняется теплом. Стеснение замирает где-то в дальней части затылка, сжимается в маленький пучок смазанных образов: «то, что не позволено леди!». Кохаку больше не леди. И руки мужа дарят ей наслаждение, о котором она прежде не слышала. Любимая женщина в его руках теперь тоже стонет. Осторожно, словно боясь, что её кто-то услышит, она прикусывает нижнюю губу и закрывает глаза. На её прекрасном лице отражение его любви. Её горячее, вздрагивающее и выгибающееся тело – подтверждение её любви.

Нодан пробирается всё глубже, позволяя себе всё больше. Кохаку уже не сопротивляется, викторианская красавица сдалась, попала в цепкие руки страсти и похоти, и никакие предостережения церкви о грехе её более не остановят. Мужчина улыбается, он видит, как дрожат её губы, трепещут обожжённые его дыханием ресницы, как маленькими толчками она зовет его в себя. Кохаку больше не будет сдерживаться. И Нодан дрожит от удовольствия, когда любимая женщина, вскрикивая, сжимает его руку, вцепляется пальцами, пронизывая ногтями тонкий слой пота.

Нодан бежит вперёд, гонит коня галопом, врезаясь в ярко-зелёную траву и разрывая копытами упрямые стебельки. Девушка медленно расслабляется. Её тело сжимается, теряет тепло, словно бутон розы, встречающий закат. Теперь он спешит. Торопится достичь цели, прежде чем она потеряет к нему интерес, прежде чем ей станет скучно и она отстранится. Ему нужно спешить, чтобы вечером она вновь отдалась ему.

Достигнув пика, он прижимает её к себе, прижимается лицом к её белой коже, вдыхает аромат сладкого пота, не похожего на все другие знакомые ему запахи. Он готов отдать ей целую вечность за это мгновение. Теперь ей тепло, тошнота отступила, и она действительно будет спать.

Мужчина поднялся, собрал свою одежду и покинул вигвам. Его ждала охота.

***

Её разбудила Вабана. Нодана рядом не было, и Кохаку сразу поникла. Её красивые серые глаза наполнились слезами - неуловимое, переменчивое настроение будущей мамочки полностью зависело от присутствия любимого мужчины. Вабана принесла горячих лепёшек, чаю, разожгла огонь и завернула Кохаку в тёплый плед. Сев рядом с подругой, она стала заплетать ей косы. Волосы у Вабаны тоже отросли, и теперь индианка убирала их в тугой пучок. Белая девушка обожала, когда старшая сестра приходила её будить. В её быстрых и точных движениях чувствовалась сила и жизнь. И этой силой индианка заражала Кохаку, спасая от печали.

— Не грусти, — утешала её Вабана, уловив тоскующее настроение Кохаку, — наши воины уехали, охотникам не много работы. А значит, Нодан вернётся рано.

Кохаку растерянно кивнула. Воины из деревни Белой горы отправились в деревню к Арэнку. Абенаки собирались, чтобы выследить и убить Рея. Старый вояка окончательно обезумел – напал на деревню воналанчей, убил дюжину, стрелял без разбору в мирных людей. Хорошо, что Арэнк успел увести свое племя. Теперь индейцы были очень злы. Сколько Роза ни писала отцу, сколько ни просила его успокоить зверствующего Рея, это не приносило результаты. А теперь индейцы пойдут войной на Рочестер, чтобы добраться до ненавистного врага. В своём последнем письме Кохаку предупредила об этом Мориса, надеясь, что всё же сможет достучаться до его очерствевшего сердца. Но с каждым днём она всё больше убеждалась, что дома её не ждут, и Мориса не волнует пропажа дочери. Старый мэр желал лишь бессмысленной мести и войны.