Девушка из бара - [13]

В ту пору стояли зловеще тихие ночи. В саду Кана ночное безмолвие не нарушало даже шуршание насекомых — по ночам стояли пронизывающие холода. В такие ночи орхидеи, привезенные из разных мест, напоминали подвешенные отрубленные женские головы, а цветущие кусты, привлекавшие днем нежными красками и свежестью, ночью, казалось, печально клонили долу густую листву, похожую на спутанные мокрые волосы утопленницы, и почему-то отливали кроваво-красным цветом. В такие ночи все птицы прятались в своих гнездах, и только совы, неизвестно откуда появлявшиеся, издавали жуткие крики на ветках вековых деревьев. Вазоны разной величины, расставленные по саду правильными рядами, напоминали мифических стражей: стоит кому-нибудь появиться в саду, они тут же схватят его и бросят в преисподнюю. В такие поздние часы, когда зловещая тишина ночи нарушалась разве что шелестом листвы, капитана Хюйена преследовали кошмарные видения. Он слышал стоны безвинно загубленных людей, которые доносились из-под земли, но не с той стороны, где была подземная тюрьма, а отовсюду. Ему начинало казаться, что в саду не осталось ни одного уголка, откуда бы не доносились стоны детей и матерей. В его воображении упорно возникала одна и та же картина: мост через мрачное озеро, освещенное лунным светом, — этот мост вел прямо к вратам преисподней, изображения которой он видел в детстве на китайских картинках. И он снова вспоминал леденящий душу взгляд той женщины… Капитану становилось жутко, его била дрожь, и приходилось принимать двойную дозу снотворного, но и оно не всегда действовало. Он с головой накрывался одеялом, но в ушах продолжали звучать слова того человека:

— Ваша банда потеряла человеческий облик! Выставили напоказ связанную голую женщину… и хозяева и их холуи превратились в диких зверей… Если бы меня вдруг отпустили, — мужчина впился в мучителей взглядом, полным жгучей ненависти, — если бы меня отпустили, я бы в ту же минуту снова пошел бить американских захватчиков, если бы меня отпустили через три года, я сделал бы то же самое. Вы спрашиваете, до каких пор вас будут бить вьетнамские коммунисты? До тех пор, пока от вас и ваших американских хозяев не останется и духу…

Хюйен запомнил каждое слово, и этот голос до сих пор звучал у него в ушах. Он стонал, обхватив голову руками и проклиная все на свете.

Связанный мужчина стоял напротив женщины на балконе третьего этажа. Помнится, Кан притаился за дверью и слушал. Возможно, этот вьетконговец угадал, что Кан подслушивает под дверью, потому и говорил так громко.

Потом заговорила женщина, и, что самое удивительное, мужчина словно не испытывал стыда от того, что видел ее наготу. И еще ведь был ребенок, ребенок вьетконговцев…

Капитан Хюйен и его напарник вдруг поняли, почему эти люди не стыдятся друг друга. Это ему, капитану Хюйену, и его подручным должно быть совестно. Напарник Хюйена стоял, заложив руки за спину и слегка наклонив голову.

Женщина говорила громко и внятно:

— В вашей воле убить нас, но вы не в силах уничтожить всех патриотов Южного Вьетнама. Один погибнет, но на его место тут же станет другой… Вы вольны убить нас, но вы не заставите нас отступить от своей цели.

— Хватит, достаточно! — завопил напарник Хюйена. — Я кокну вас и без ваших наставлений.

Его налившееся кровью лицо задергалось в тике.

— Пора с ними кончать…

Не успел он договорить, как Хюйен ударил кулаком в бок связанного мужчину. Тот потерял равновесие, перевалился через низкие перила балкона и упал вниз, словно листок с ветки. Глухой удар, слабый вскрик… И в то же мгновение женщина со спутанными, опаленными во время пыток волосами рванулась к напарнику Хюйена и что есть силы ударила его головой в грудь, а связанными на запястье руками нанесла ему такой же неожиданный удар в бок. Не ожидая этого нападения, тот не удержался на месте и с диким воплем рухнул с балкона, тщетно пытаясь уцепиться на лету за какую-то невидимую опору в воздухе. Глухой удар оземь… Когда Хюйен с пистолетом в руках подбежал к распростертому на земле телу, его помощник еще хрипел. «Я уничтожу их! Всех уничтожу!» — заорал капитан.

Его вопль был заглушен топотом ног. На какой-то миг он вдруг заколебался: должен ли он сбросить женщину с балкона? Он словно забыл о приказе шефа. «Уничтожить обоих, сбросить с третьего этажа, без шума, без выстрелов, а наутро пустить слух, будто вьетконговцы покончили с собой». Но уже в следующее мгновение Хюйена охватила ярость, он должен немедленно, сию же минуту отомстить за своего напарника. Он дернул женщину за руку и убедился, что провод, которым она была связана, ослаб. Размахивая пистолетом и стараясь держать его дулом вверх, он с силой толкнул женщину к борту балкона. Послышался хруст — видимо, от резкого удара о борт балкона сломался позвоночник, но женщина не упала вниз, а продолжала упираться спиной о борт балкона. На какую-то долю секунды их взгляды встретились: в ее глазах была такая жгучая, такая неукротимая ненависть, словно она хотела испепелить его своим взглядом. Хюйену показалось, что его ударило током. Он перевел взгляд на ноги женщины: они словно вросли в пол. Замешательство капитана продолжалось какие-то доли секунды: он тут же стряхнул с себя оцепенение, но она уже успела вцепиться в его руку, и дуло пистолета оказалось направленным в его сторону… Хюйен и сам не понял, каким образом сработал спусковой крючок — он успел лишь инстинктивно дернуть плечом, но пуля его все-таки задела. Капитан услышал топот ног — это подоспели солдаты. И тело женщины полетело вниз…