Девушка без имени - [15]

Ведь это все, чего он хотел, верно?

Глава 4

Ирина проснулась оттого, что ее волосы щекотали ей щеку, поднимаясь и опускаясь в такт легким порывам теплого ветра. Никакие сны не побеспокоили Ирину, хотя она этого и боялась. Кошмары снились ей нечасто, но даже хорошие сны заставляли ее просыпаться с лицом, мокрым от слез. Прошлого не вернешь, так говорит мама. Прошлого не вернешь. А как насчет будущего? Как справиться с этим ледяным страхом, что будущего у нее теперь тоже нет?

Ирина открыла глаза и тут же прикрыла их обратно – яркие солнечные лучи ослепили ее. Это было восхитительно – лежать в теплом солнечном свете и ни о чем не думать. Затем девушка вспомнила, где она, и тут же дернулась всем телом, села на кресле и огляделась.

Она была все там же, в просторном зале с высокими потолками. Створка большого, закругленного сверху окна была приоткрыта и заложена какой-то коробкой, чтобы окно не закрывалось и не хлопало. Ветер шевелил волосы Ирины, это он разбудил ее – легкий теплый ветерок. Окна на юго-восток действительно давали море света.

– Ох ты, черт! Уснула! – воскликнула Ирина, оглядываясь вокруг себя в растерянности. Последнее, что она помнила, – это размеренный низкий голос Ивана Чемезова, то, как мерно, красиво взлетал, кружил и опускался вниз карандаш в его руке. Сколько времени прошло? Когда он рисовал свои наброски, уже начинало темнеть. Теперь солнце вовсю бьет в окно. Она что, проспала всю ночь? Невозможно!

Но ее тело говорило об обратном. Напряжение нескольких бессонных ночей почти ушло, и Ирина чувствовала себя отдохнувшей, выспавшейся и полной сил. Хорошее чувство. Редкое. Значит, художник Чемезов не посчитал нужным ее разбудить? Почему? Это могло означать только одно – что он догадывается. Нет, не о том, что случилось с Ириной на самом деле, но о том, в какой непростой ситуации она оказалась.

Не хочет ли он воспользоваться этим?

Девушка осмотрелась. Под головой у нее была подушка, видимо, Иван принес ее, довольно потрепанную и явно сто лет не стиранную, с расшитым передом. Какие-то павлины. Значит, хотел, чтобы ей было удобно. Он даже накрыл ее простыней, хотя без этого уж точно можно было обойтись. Впрочем, спасибо и на этом.

Одежда не тронута, даже обувь так и осталась на ногах. Не прикоснулся и пальцем. Это хорошо. Это дает ей возможность провести в этой странной квартире еще несколько часов. Небольшой тайм-аут, чтобы подумать, что делать дальше. Немного времени, чтобы перевести дух. А что потом? Ирина понятия не имела, что ей делать дальше, да и думать желания не было. Сейчас она была хорошо отдохнувшей, и солнце сияло так ярко. Словно улыбалось. Она что-нибудь придумает потом.

Ирина встала, стряхнула крошки с помятого платья и прислушалась. Тишину нарушало мерное тиканье нескольких часов на стене, причем только теперь Ирина заметила, что каждые часы были какими-то особенными и все они показывали разное время. Некоторые отставали или спешили на несколько минут друг от друга, а пара часов показывала совсем странное время – половину шестого. Для утра – слишком яркое солнце. Для вечера – тоже, оно бы ушло за дом.

Где-то за окном проезжали легковые машины, приближаясь, а затем удаляясь с небольшим гулом. Дверь в мастерскую была прикрыта, но недостаточно плотно, и сквозь щель слышались голоса – много голосов, и смех, и какие-то хлопки. Что там происходит? Что за люди? Посидеть в мастерской, переждать, пока они уйдут? Именно так.

Ирина потянулась, выгнулась и сцепила руки так, как это делают на занятиях йогой. Ее тело благодарно отозвалось, разгоняя кровь по залежавшимся тканям. Если верить трем относительно одинаково идущим часам, Ирина проспала часов пятнадцать. Она тихонько прошлась по комнате, снова рассматривая висящие на стенах картины, стоящие у стен полотна, обрывки газет, палитру на пустом, без холста, мольберте. На столе рядом с мольбертом лежали рисунки. Эскизы, карандашные наброски с нею, которые Иван, видимо, сделал вчера.

Ирину поразило то, с каким мастерством он уловил ее, передал и усталость, и глубокую отрешенность ее сна. Он рисовал ее и до, и после того, как она заснула. Чемезов действительно хотел ее рисовать, как бы удивительно это ни звучало. Ирина никогда не считала себя красавицей, хотя это никак не огорчало ее. Она знала, что не была некрасива, и этого было достаточно. Ира бы ни за что не стала модифицировать свою внешность только для того, чтобы более соответствовать акульим стандартам модного бизнеса.

Некоторые ее подруги увлекались такими превращениями, не желая оставаться брюнетками, перекрашивались в блондинок, превращались в настоящих экспертов по калифорнийскому мелированию, ламинированию итальянскими препаратами, выпрямлению или, наоборот, подкручиванию волос. Они отбеливали зубы несколько раз в год, загорали зимой в соляриях, а летом – на шезлонгах собственных дач. Потом они сравнивали свои результаты с теми шаблонами, что даются в глянцевых журналах, тестировали свои успехи на мужчинах.

А успехи были грандиозными. При правильном подходе, в результате длительных тренировок и профессиональной помощи, подруги выглядели так, что было невозможно отвести взгляд. И невольно появлялся вопрос: это какие же деньжищи-то надо иметь…