Девушка А - [6]
— Трагедия последней воли, — сказала она. — Какая захватывающая история!
В Нью-Йорке было едва за полдень, и Девлин, уже слегка опьяневшая, ответила тотчас. Судя по слышавшемуся в трубке гомону, она находилась в каком-то кафе или баре.
— Не то слово, — ответила я.
— Будь по-твоему. Найдем тебе рабочее место в Лондоне, не волнуйся. И работу тоже найдем.
Мама и Папа сейчас обедают, с ними можно связаться и попозже. Я набрала Итана, трубку взяла его невеста; он — на открытии галереи, вернется только поздно вечером. Она знает, что я прилетела, они ждут меня в гости — будут очень рады повидаться. Далиле я оставила сообщение на автоответчике, хотя вряд ли она перезвонит. Напоследок я поговорила с Эви. Она была не дома — рядом раздавался чей-то смех.
— Ну, — сказала я, — ведьма, кажется, мертва.
— Ты видела тело?
— Боже упаси. Я не захотела смотреть.
— Но тогда… это точно? Ты уверена?
— Вполне уверена.
Я сказала ей про дом на Мур Вудс-роуд и про наше большое наследство.
— У них было двадцать тысяч фунтов? Ничего себе новость!
— Новость? После нашего-то роскошного детства?
— Не знаю, как ты, а я так и вижу, как Отец делает заначку: «Бог мой да восполнит всякую нужду вашу»[3], — какой бы она ни была.
— И дом! — воскликнула я. — Просто не верится, что он еще стоит.
— Слушай, а найдутся ведь любители таких развлечений. В Лос-Анджелесе, думаю, есть такие экскурсии: посещение мест убийств, смерти знаменитостей и всякое такое. Короче — извращение.
— Ну, Холлоуфилд далековато находится для таких экскурсий, ты не находишь? Да и не тянет наша история на «Черную Орхидею»[4].
— Боюсь, спрос будет не слишком большой.
— Билеты придется просто раздаривать.
— А вообще экскурсии — это хорошая идея, — сказала Эви. — С нашим участием проект превратится в золотую жилу. Можно будет сменить деятельность, если юриспруденция подкачает.
— Эту нишу уже давно занял Итан, — ответила я. — Но что, в самом деле, делать с этим чертовым домом?
Вновь раздался чей-то смех. На этот раз ближе.
— Ты где? — спросила я.
— На пляже. Тут сейчас будет что-то типа концерта.
— Тогда обязательно сходи.
— Ладно. Я по тебе очень соскучилась. А дом… — Там у нее бушевал ветер, захлестывая солнце через океан. — Нужно, чтобы в нем поселилось счастье. Это взбесило бы Отца больше всего на свете.
— Отличная мысль!
— Ладно, мне уже пора.
— Веселись там!
— Обязательно. А ты сегодня молодец.
План был такой: мы, как агенты под прикрытием, прислушивались к каждому шагу Отца. В Эпоху привязывания мы даже делали записи в нашей Библии огрызком школьного карандаша (Книга Бытия, 19:17 — тогда мы еще не утратили вкус к мелодраме[5]). Когда мы больше не могли добраться до книги, я выучила отцовский распорядок дня наизусть; мисс Глэйд, когда я еще ходила в школу, научила меня, как нужно запоминать.
— Представь себе дом, — говорила она. — В каждой комнате происходит что-то, что тебе нужно запомнить. В холле свалился Франц Фердинанд — его только что застрелили. Ты идешь в гостиную, и мимо тебя мчатся к выходу сербы, они в панике — начинается война. На кухне — Австро-Венгрия, сидит с оставшимися союзниками. Ну-ка, кто у нас среди них?
Отец присутствовал всюду, поэтому распорядок его дня расшифровать было гораздо проще.
После стольких месяцев, проведенных в комнате, я знала, как скрипит каждая половица, как щелкает каждый выключатель в доме. Я живо представляла себе, как туша Отца передвигается по комнатам.
Мы несколько раз дежурили по ночам, в своих постелях и выяснили — встает он поздно. Зимой, когда раздавались его первые неторопливые шаги, было уже светло. Наша спальня располагалась в самом конце коридора, его — через две двери, так что ночное время никак не подходило: он спал очень чутко и догнал бы нас в считаные секунды. Бывало, я проснусь, а он или в дверях или стоит, склонившись у моей постели, как будто что-то задумал. Но что бы ни было у него на уме, он всегда отступал и через некоторое время растворялся в темноте.
Утро они с Матерью и Ноем проводили внизу. Дом наполняли вкусные запахи, мы слышали, как родители читают молитвы, смеются над чем-то, нам недоступным. Если Ной плакал, Отец тут же уходил в сад. Хлопала кухонная дверь. В саду он занимался — кряхтение доносилось до нашего окна. Иногда заходил к нам перед обедом — сияющий, кожа покрасневшая и влажная — варвар после битвы, несущий полотенце как голову врага. Нет, утро тоже не подходило: входная дверь оставалась запертой, и каким бы путем мы ни спустились вниз — через кухню или прямо через окно, — Отец оказался бы тут как тут.
У нас с Эви было одно разногласие.
— Только через дом, — говорила она. — Окно слишком высоко. Ты просто забыла, как оно высоко.
— Сначала придется взломать замок в нашей двери, потом пройти через весь дом. Мимо комнаты Итана, мимо спальни Отца и Матери, мимо Гэйба и Ди. Спуститься по лестнице. Внизу спит Ной, и Мать — иногда. Это нереально.
— Почему Гэбриел и Далила не сбегут? — спросила Эви и добавила шепотом: — Им ведь проще.
— Не знаю, — ответила я.
На самом деле однажды ночью, много месяцев назад, я слышала нечто такое — тихое и страшное — в другом конце коридора. Неудавшийся побег. Эви тогда спала и так ничего и не узнала. Надежда болталась меж нами на волоске, и я решила, что не стоит ей рассказывать.
«Первооснова любого детектива, даже спрятанного за рубрикой «психологический», — интрига, то гипнотическое воздействие на читателя, которое заставляет отложить все дела и дочитаться до сути и узнать, как автор расставил все точки над «и». Это дано не каждому пишущему, но этот дар заметен в его работах.А. Зайцев написал не только криминально-занимательную вещь, но и более интеллектуальную повесть «Остановившиеся часы», показав тем самым, что, оставаясь самим собой, он может использовать и другую манеру письма.
В самом начале нового века, а может быть и в конце старого (на самом деле все подряд путались в сроках наступления миллениума), Катя Малышева получила от бывшего компаньона Валентина поручение, точнее он попросил оказать ему платную любезность, а именно познакомиться с заслуженной старой дамой, на которую никто в агентстве «Аргус» не мог угодить. Катя без особой охоты взялась за дело, однако очень скоро оно стало усложняться. Водоворот событий увлек Катю за собой, а Валентину пришлось её искать в печальных сомнениях жива она или уже нет…
На юге Италии пропал девятилетний мальчик – вошел в школу и уже не вышел, словно испарился. Его мать в ужасе, учителя и родители обеспокоены – как такое могло произойти в крошечном городке, где все знают друг друга? Лола, известная журналистка криминальной программы, спешит на место происшествия и начинает собственное расследование. Она делает все возможное, чтобы пустить по ложному следу своих коллег, и уже готова дать в эфир скандальный репортаж и назвать имя убийцы… но тут выясняется, что местным жителям тоже есть что скрывать, а действительность страшней и запутанней любой гипотезы.
Когда судьба бросает в омут опасности, когда смерть заглядывает в глаза, когда приходится уповать только на бога… Позови! И он придет — надежный и верный друг, способный подставить плечо и отвести беду.
Май 1899 года. В дождливый день к сыщику Мармеладову приходит звуковой мастер фирмы «Берлинер и Ко» с граммофонной пластинкой. Во время концерта Шаляпина он случайно записал подозрительный звук, который может означать лишь одно: где-то поблизости совершено жестокое преступление. Заинтригованный сыщик отправляется на поиски таинственного убийцы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пять девушек. Пять тяжелых судеб. Один офистель. Эту комнату снимает Кьюри. Она работает в рум-салоне – так в Южной Корее скромно называют клубы, где мужчины из высших кругов могут выпить в приятной компании красивых девушек, а потом, возможно, продолжить с ними вечер в гостиничном номере. Однажды сделав пластическую операцию, Кьюри больше не может остановиться. Если ты некрасива в этой стране, у тебя просто-напросто нет будущего. Соседка Кьюри, талантливая художница Михо, выросла в приюте, но выиграла стипендию и уехала изучать искусство в Нью-Йорк.