Девственницы - [41]

В одной руке тетя держала чашку, а другой промокала губы платочком.

— Патриция, — сказала она, — твоя младшая похожа на настоящую принцессу! А мы и не знали, что у Стейси есть ноги, правда, девочки?

Близняшки мазали румянами ковер.

Вмешался отец:

— Скоро ей уже нужен будет бюстгальтер! — с гордостью заявил он. — Будешь носить такие подтяжки, а, Стейс?

Мама положила руку Стейси на плечо, словно защищая ее.

— Тед, оставь ее в покое! — Она прошептала Норме: — У нее сейчас такой смешной возраст…

Тетя Норма поставила чашку на мозаичный кофейный столик и шутливо дернула дочек за косички.

— Нам все это тоже предстоит, верно, девочки?

Они снова пропустили слова матери мимо ушей, роясь в тенях и туши Джанин.

Тетя наклонилась к маме и прошептала:

— А у нее уже началось… сама-знаешь — что?

Мама покачала головой, и обе женщины смерили Стейси довольно грустными взглядами. Стейси отвернулась и стала рассматривать переплетения диванной обивки. Интересно, много ли крови в кролике? С чашку? С кувшин? Как все это убирать? Она осмотрела розовое платье и пересчитала стежки на подоле.

В комнату вошел отец; он нес упаковку из шести бутылок пива.

— Я горжусь своими дочками, — сказал он. — А ну-ка, идите сюда, вы обе, и обнимите своего папочку!

Они обе встали и обняли его. Стейси прижалась лицом к папиному свитеру; от него слабо пахло табаком и машинным маслом.

— Чего еще остается желать мужчине? — сказал отец. — Две красавицы дочки, прекрасная жена…

Тетя Норма с дивана ответила:

— Может, внуков?

Отец просиял и поцеловал Джанин в лоб.

— Родите целую футбольную команду, да, девочки? Пять будет у именинницы и шесть у малышки Стейси!

Она высвободилась из отцовских объятий и ушла на кухню — за орешками, как она объяснила родственникам.

На кухне она подсыпала арахиса в миску и вынула из ящика стола портновские ножницы. Расстегнула «молнию» на платье и вылезла из него. Ножницы прорезали тонкую материю, как лопата снег. Через несколько минут на линолеум посыпались розовые лоскуты. Она взяла миску с арахисом и, в майке и трусах, вернулась в гостиную, где поставила миску на пол рядом с двоюродными сестренками.

Села на диван между мамой и тетей, почесала ластовицу своих синих трусиков и взяла газету.

— Что там у нас по телику, мать его? — сказала она, живо подражая отцовскому басу. — Норма, плесни нам пивка, вот умница!

Отец расхохотался. Даже Джанин хихикнула. Однако на маму ее представление, видимо, впечатления не произвело. Схватив ее за руку, она вывела ее из комнаты. Тетя Норма нервно промокнула губы салфеткой и спросила:

— Кому еще чаю?

Стейси сидела на унитазе, набросив на плечи полотенце, словно накидку. Тот неуклюже щелкала портновскими ножницами, обстригая ее густые русые волосы.

— Твоя мама тебя убьет, — сказала Тот.

Стейси фыркнула.

— Два раза не убьет. — Она поерзала на сиденье. — Между прочим, сидеть до сих пор больно!

— Ты правда ругнулась? — спросила Тот.

— Что?

— Сказала слова, которые нельзя говорить.

— Папа ругается. И мистер О'Фланнери тоже.

— Ага, — согласилась Тот, — но все же — такие грубые слова!

Ветерок приятно холодил Стейси затылок. Радость перекрывала тоску по тому, что ей больше не носить кружевные носки и что попа у нее до сих пор горит от той порки, какую задала ей мать. Она распахнула дверь черного хода. Мама и миссис О'Фланнери сидели на кухне и пили чай.

Увидев дочь, мать Стейси вскрикнула:

— Господи! Что ты еще натворила?

Стейси встала на пороге и попыталась говорить басом, расправив плечи.

— Отныне, — заявила она матери и соседке, — я хочу быть мальчиком…

— Стейси Райт, что, ради всего святого, ты сделала со своими волосами?

Голос Стейси опять взлетел вверх на целую октаву:

— Нет! Отныне зови меня Дэвидом.

— Дэвидом? — Губы миссис О'Фланнери начали разъезжаться в улыбке.

— Да, как Дэвид Боуи!

— Я тебе покажу Боуи! — сказала мать, замахиваясь кухонным полотенцем. — Немедленно марш к себе в комнату. Посмотрим, что скажет отец, когда узнает про твои выходки!

Стейси выбежала в коридор, хлопнув дверью, но успела услышать, как миссис О'Фланнери говорит: как она рада, что Лилли уже прошла через все глупости переходного возраста.

Стейси сидела на середине лестницы. Она слышала, как мама на кухне хлюпает носом. Она живо представила себе: вот мама сидит за пластиковым столом, глаза красные оттого, что она оплакивала ее волосы, и сквернословие, и то, что ее дочка носит брюки и не любит розовое платье.

Отец все понимает. Он понимал, почему ей приятно ходить в его тапках, почему она чешется между ногами и почему ей так нужно быть мальчиком по имени Дэвид. Нет, она еще ничего ему не рассказывала, но знала, что он все поймет. В конце концов, был же паб, и сизый дым, и гончая на полу. Как он может не понять, думала Стейси, отрезая грудь Барби портновскими ножницами.

В уборной на улице вывелись паучки. Стейси сидела на крышке унитаза и наблюдала за ними. Сотни паучков выползали из гнезда. Сотни паучков расползались по толстой паутине за дверью.

Что-то не так. Что-то не так, как всегда.

Она посмотрела в яму. Вода была розовая и кружилась. Она постриглась, и носит брюки, и сожгла своих кукол, но в унитазе все равно кровь! Она сунула пальцы между ног, желая остановить кровотечение. Вытащила ладонь и тут же прижала ее к стене. На извести остались кровавые отпечатки.