Девочки с острыми шипами - [100]

Наша подруга мертва. Мы опоздали.

Хромая, Джексон подходит ближе и смотрит вниз, на Валентину. Он осматривает ее рассеченный череп. Я стою рядом с ним, и мне видно, что у Валентины в голове. Мир уходит у меня из-под ног, и на мгновение от ужаса я словно оказываюсь в невесомости. Потому что у нее в голове не мозг – не в привычном смысле. Не в… человеческом смысле.

Мозг Валентины Райт сделан из металла – блестящего металла с маслянистыми извилинами, различными кнопками и штекерами, проводами, которые то торчат наружу, то уходят в глубину. В центре просверлено широкое отверстие, словно специально, чтобы уничтожить тонкое устройство.

Ее голова сделана из металла. Ее голова – это механизм. Как и у первой девушки, сосуды Валентины переплетаются с проводами. Эти провода явно были введены уже давно. Они были там всегда.

Я медленно опускаю взгляд и вижу, что ее тело тоже рассечено, а внутренние органы обнажены. Я снова рассматриваю провода, чтобы понять, куда они подсоединяются. Некоторые из них тонкие, как нити, – голубые и красные. Другие потолще. А кое-где проложены целые пучки – я решаю, что это нервы. Все тело подсоединено к мозгу – к механическому мозгу.

По мере того как я изучаю систему, ее устройство становится мне все более понятным. Я вижу, как протекала энергия и почему все устроено именно так, а не иначе.

Провода соединяют каждый орган с механическим мозгом, который интерпретирует поступающие сигналы. Анализирует их. Мозг решает, когда тело проголодалось, а когда сердце должно биться быстрее. Когда оно чувствует боль. Или страх. Или нетерпение.

Органы человеческие – в этом я уверена. И кожа тоже. И сосуды. Но мозг – это компьютер, от которого работает вся система. Компьютер, как наши заменители родителей.

Спотыкаясь, я отступаю назад, и мои глаза расширяются. Искусственный интеллект. Джексон бледнеет, и, когда он поворачивается ко мне, я вижу, что он совершенно ошеломлен.

– Что это? – спрашивает он. – Какого черта тут происходит?

Я не знаю и в то же время знаю. Что-то внутри меня знает ответ. Вычисления. Истина. На мгновение я теряю равновесие. А потом вижу стоящего передо мной Джексона.

– Мена? – спрашивает он.

Я всматриваюсь в его темные глаза, а он разглядывает мое лицо. Пытается найти ответ.

– Что они с тобой сделали?

И отчетливая мысль наконец всплывает на поверхность, отталкивая остальные. Ответ, который я знала на терапии контроля побуждений. Ответ, который я знала в Федеральном цветнике.

– Они создали нас в лаборатории, – говорю я, облекая эту правду в слова. Слезы катятся по щекам. – Они выращивали нас в саду, как розы.

В другом конце кабинета Марчелла утыкается лицом в плечо Бринн. Сидни неотрывно смотрит на тело Валентины, приоткрыв рот, пытаясь осознать происходящее.

– Вот в чем наша тайна. Вот что имел в виду смотритель, когда сказал, что мы «не знаем». Они создали нас в лаборатории. Мы… мы – инвестиция. Наверное, они… – Я смотрю на отверстие в голове Валентины. – Они решили, что она знает.

Я касаюсь лба дрожащими пальцами и безумным взглядом осматриваю комнату. Я в абсолютной панике, мысли проносятся так быстро, что я не могу сконцентрироваться ни на одной.

Я думаю об учителях, которые учили нас хорошо себя вести. Об инвесторах, которых мы должны были впечатлять. О проверках у доктора Грогера и терапии контроля побуждений у Антона. А потом я думаю о том, как смотритель Бозе приходил в мою комнату по ночам.

Они никогда не заботились о нас как о живых людях. Мы всегда были просто объектами. Товаром.

– Филомена, – произносит Джексон. Он дожидается, пока я обращу взгляд на его лицо, и я вижу в его глазах растерянность. – Соберись, ладно? Прямо сейчас, держи себя в руках!

Джексон заботится обо мне. Ему не все равно, что другие мужчины причинили мне боль. Даже если он не понимает в полной мере, что я такое. А может, и понимает, но для него это не важно.

– Я настоящая? – шепчу я, чувствуя всю тяжесть этих слов.

Сидни шмыгает носом, и, посмотрев на нее, я вижу, как у нее дрожат губы.

– Мы настоящие? – спрашиваю я, но она не отвечает.

Джексон берет меня за плечи и поворачивает к себе. Некоторое время он молчит, а потом утвердительно кивает.

– Да, – говорит он. – Вы настоящие. Вы сильные. Вы умные. Вы умеете чувствовать. Поэтому, да, Мена. – Его ладони скользят вниз по моим рукам. – Вы очень настоящие. Не важно, что лежит на этом столе, – вы настоящие.

– Как это возможно? – спрашиваю я.

– Не знаю, – отвечает он, качая головой. – Я правда не знаю. Но все мы так или иначе созданы, верно? – Он смотрит на меня, ожидая согласия. Ожидая, что мои слова придадут всему этому смысл. – Нас всех создают, – повторяет он. – Вот что они делали с вами, вот в чем и заключается вся эта чертова проблема.

Джексон ждет, когда я разберусь в своих чувствах. В решениях, которые делают меня мной. И я решаю, что я настоящая. Никто не может принять это решение, кроме меня самой. Я настоящая. И, посмотрев на Джексона, я понимаю, почему меня прежде всего тянуло к нему. Почему он отличался от остальных. Может, он и хотел от меня информации, но он никогда не относился ко мне так, как они. Он видел меня, а не мое тело. Меня, а не инвестиции. Меня, а не… провода.