Девочки-мотыльки - [41]

— Извините, у меня сейчас стольким голова забита.

— Да, вот поэтому мы здесь. Ладно, на чем мы остановились? Расскажи о первых неделях школьного семестра, о дружбе с девочками.

Мэнди в очередной раз проговорила события первых семи недель средней школы, когда она подружилась с Петрой и Тиной. Дебби делала в блокноте заметки. Иногда задавала вопросы, но потом возвращалась к заметкам. Когда Мэнди закончила рассказывать все, что помнила, Дебби закрыла блокнот. Мужчина за стойкой косо подглядывал на них. Мэнди задумалась, не рассердился ли он, что двое людей так открыто используют кафе в качестве переговорной, но Дебби говорила, что практикует это и с другими пациентами. «Очень важно избавиться от обстановки клиники и просто поговорить», — частенько повторяла она.

— У меня возникли кое-какие мысли, которыми я поделилась со своим научным руководителем…

Под словом «руководитель» Мэнди представляла начальника, но в данном случае это был профессор, курирующий докторскую диссертацию Дебби.

— И она предложила мне изучить некоторые исследования, в частности случаи в Америке…

— Вы имеете в виду кливлендских девочек? Их похитили и удерживали десять лет…

— Нет, не этот случай… — Дебби немного смутилась. — Нет, она предложила просмотреть исследования по подросткам, которые страдали от депрессии, вызванной социальной неустроенностью. Думаю, кое-что имеет отношение к твоему случаю.

— Не понимаю.

Дебби пролистала блокнот и остановилась на исписанной странице. С минуту читала, и Мэнди почувствовала, что в ней разрастается разочарование. Она согласилась на эти встречи только потому, что психотерапевт была не отсюда, она не видела ее прежде. Но сеансы не привели ни к чему новому. Дебби задавала все те же старые вопросы, а она рассказывала все ту же старую историю. И теперь она думает, что Мэнди в депрессии? Она это знала!

— Если разделить события пятилетней давности, получится три пункта. Первый: твоя дружба с девочками. Второй: твой отказ войти с ними в тот дом. И третий: ты пять часов никому не говорила, куда они пошли.

Теперь Мэнди стало интересно. Перед ней никогда так это не раскладывали.

— Давай начнем с третьего. Ты никому не сказала, что девочки пошли в тот дом. И это действие, совершенно очевидно, имело серьезные последствия. Тебе было двенадцать, и твои причины ясны. Ты не хотела неприятностей. «Я знаю, что Петра и Тина в том доме и что с ними происходит что-то ужасное, но никому не скажу» — не твой случай. Нет, ты просто поступила, как многие, и позаботилась о себе.

Звучало резко, жестко и эгоистично. Мэнди осмотрелась, опасаясь, что кто-то услышит Дебби, но рядом никого не было. Мужчина за стойкой сосредоточенно полировал кофе-машину, вырисовывая тряпкой круги.

— Давай рассмотрим второй пункт. Ты отказалась войти в дом. Я хочу, чтобы ты это обдумала. Ты ощущаешь вину за то, что каким-то образом их подвела? Возможно, думаешь, что должна была пойти с ними. Или, может, тебе кажется, что нужно было убедить их не ходить, и это причиняет тебе боль.

Мэнди задумалась. Что конкретно она ощутила, когда они пошли в дом без нее? Обычно ее чувства походили на тугой шарик, но сейчас их просили разделить — это как сорвать лепестки с закрытого соцветия.

— И наконец, первый пункт. Твоя дружба с девочками. До трагедии ты старалась стать частью команды, и сказанное тобой в прошлом доктору Шукле указывает на то, что ты обиделась, когда они не приняли тебя с распростертыми объятиями. Могу предположить, что значительная часть ощущаемой тобой боли — депрессии — связана с этим неразрешенным чувством отказа от девочек. Или как минимум от одной из них — Петры. Вот почему, я думаю, ты видела Петру в автобусах. Тина, которая приняла твою дружбу и тепло к тебе относилась, не преследует тебя так, как Петра. «Преследует» — это я метафорически.

Мэнди откинулась на спинку стула и скрестила руки. Она ничего не ответила. Разочарование испарилось, и она обдумывала слова Дебби. Ей всегда было интересно, почему все эти разы она видела именно Петру, а не Тину. Неужели все из-за того, что ее расстроила отставка от Петры? Но что она тогда за человек? Ее больше тяготили задетые чувства, чем пропавшие девочки?

— Я хочу, чтобы ты это обдумала. Внутри тебя много боли. И нужно выделить то, что можно исправить.

— А как быть с тем, что исправить нельзя?

— С этим ты должна научиться жить. Тебе было всего двенадцать. Если девочки и правда мертвы, как все думают, тогда ты должна понять, что не виновата в их смерти.

Дебби закрыла блокнот и убрала его в карман сумки. Затем размешала оставшийся кофе и допила его залпом.

— Мне пора выдвигаться, — сказала она, взяла зонтик и затеребила спицы. — У меня лекция. Но увидимся в четверг после школы? В то же время и на том же месте?

Мэнди проводила ее взглядом до двери кафе. Дебби казалась слегка отстраненной, словно ее никогда не трогала ни одна из эмоций. Может, поэтому Мэнди было с ней комфортно. Она устала утопать в чувствах, хотела получить ответы, и Дебби, похоже, могла ей их дать. Она увидела в окно, как девушка открыла зонтик и ушла. После этого Мэнди еще немного посидела, обхватив чашку ладонями, хотя уже давно все допила.