Девочки-мотыльки - [20]

— Конечно.

Он взял со стола телефон.

— Послушай.

Зазвучал рингтон — заставка к телевизионной программе. Петра улыбнулась. Папа всегда устанавливал новые рингтоны и давал ей послушать.

— Крутой, правда?

— Ничего так, — ответила она, закатывая глаза. Никто больше не говорил «крутой».

Он убрал телефон в карман пиджака и уже был готов уйти. Но вдруг замешкался и повернулся к Петре:

— У нас же все хорошо? У тебя и меня? После того вечера. Никаких обид?

Петра нахмурилась. Посмотрела на гладильную доску. Чехол растянулся, и в некоторых местах проглядывал тонкий поролон. Им давно пора было купить новую, но руки все как-то не доходили.

— Я выпил лишнего. Ты же это знаешь, правда? Был не в себе.

Петра посмотрела на предплечье. Кожу прикрывал рукав блузки. Когда она подняла глаза, отец поймал ее взгляд. Он как будто ждал от нее каких-то слов.

— Я знаю, — ответила она. — Понимаю.

Он подошел к ней, приобнял за плечи и поцеловал в макушку. Она уловила запах лосьона после бритья и ощутила тепло его тела.

— Ты меня понимаешь, Петра. Знаешь, что я не хотел навредить.

— Да.

— Ты моя самая лучшая девочка.

Из радио в его спальне заиграл музыкальный трек, и он отпустил ее. Закрыл глаза и начал отступать назад, пританцовывая и двигая кулаками в такт.

— Тебе пора, — сказала Петра. — Можешь опоздать.

— Бегу-бегу! Ты права. Увидимся, дорогая!

Когда входная дверь закрылась, девочка расслабилась. Музыка все еще играла в папиной спальне, поэтому она пошла туда и выключила радио. По его комнате словно пронесся ураган, одежда валялась на кровати, ботинки под углом на полу возле кроссовок. Она поцокала. Ему нравился порядок. Девочка подняла одежду и убрала в корзину для белья. Затем поставила обувь вдоль края шкафа. Разгладила одеяло и подошла к окну. Подняла руку, чтобы задернуть занавеску. Манжета блузки сползла вниз, и она увидела синяк — темно-синее пятно, которое медленно становилось желто-коричневым. По крайней мере, запястье уже не болело.

Он не хотел причинить ей боль. Просто вспылил.

Она закрыла дверь в его спальню и почувствовала, как поднимается настроение. Ее ждала ночевка у подруги.

По дороге к дому Тины Петра думала о «Красных розах». Их выступление прошло не так гладко, как хотелось. Новенькая в их школе, Мэнди, действовала ей на нервы, постоянно околачивалась рядом. Она вежливо сказала, что не примет ее в группу, и Мэнди ответила, что все понимает, но Петра видела, с какой завистью та смотрела на них во время репетиций. «Красные розы» — идея Петры. Она решила, что они с подругой создадут группу. Они пели на вечеринке в честь дня рождения мамы Тины. Надели черные легинсы и красные футболки, повязали на головы ленты с шелковыми розами.

Накрасили губы ярко-красной помадой и пели хиты под караоке.

Однажды они смогут поехать на одно из шоу талантов.

В школе они не использовали караоке, просто тренировались в пении, танцевальных движениях и придумывали костюмы для выступлений. Они хотели попроситься у мисс Пирс выступить на ежегодном собрании, но только если будут знать тексты назубок и поставят танец. Поскольку Мэнди теперь зависала с ними, то играла роль зрителей. Как-нибудь они точно снимут короткий видеоролик для Ютюба.

Петра свернула на Принсесс-стрит. Было еще светло, и возле газетного киоска болтались ребята в школьной форме. Она отвернулась, проходя мимо них, и перешла дорогу к повороту на улицу Тины. Снова вспомнила Мэнди и вздохнула. Она не испытывала к ней неприязни, но было странно, что в их компании появился кто-то еще. Мамы Мэнди и Тины сдружились, поэтому девочки не могли ее игнорировать. Но Петра с Тиной были лучшими подругами, сколько она себя помнила. Они всегда играли только вдвоем. А теперь появилась Мэнди, и Петра заволновалась.

Но сегодня они буду с Тиной.

Девочка приближалась к пятьдесят третьему дому на Принсесс-стрит. Когда Петра была одна, она частенько притормаживала у забора и смотрела на дом. Это место притягивало ее последние месяцы, с того самого дня, как папа подъехал сюда, чтобы доставить пакет. Она осталась ждать в машине, он вошел в калитку и вышел через несколько минут. Петра остановилась и внимательно посмотрела на дом. Он был больше и старше других домов на этой улице и буквально разваливался. Стены потрескались и пооткололись, деревянные рамы обветшали, краска слезала, как кожа. Угол входной двери из твердой древесины как будто кто-то обгрыз. Желоб крыши свисал под наклоном, и когда шел дождь, с него лился поток воды.

Дом вышел из строя. Будь он машиной, его бы свезли на свалку.

Владельца никто никогда не видел. Но папа рассказывал ей о нем. Его звали мистер Мерчант. Папа знал это, потому что иногда выполнял для него поручения. Мистер Мерчант жил затворником, никогда не выходил из дома. Он был худым, ноги как палки. И едва мог подняться с кресла, чтобы открыть дверь. Папа сказал, что он жил в комнате в передней части дома. Остальное пространство не использовалось. Паутина заняла каждую комнату, и при внимательном рассмотрении можно было заметить бегающих за плинтусом мышей.

Но это еще не самое худшее, как уверял папа. Иногда сверху слышался стук, хотя мистер Мерчант явно жил один. По словам отца, он разок-другой улавливал какие-то движения в коридоре. Однажды вечером, отдав мистеру Мерчанту покупки, он поднялся, чтобы проверить, не вломился ли кто в дом, и почувствовал, как что-то коснулось его шеи. Он сказал, что тогда его тело прошиб озноб.