Девочки - [37]

Шрифт
Интервал

— А, ладно, — сказала она, — это все давно было. Она навалилась на барную стойку.

— Сколько стоит в бильярд поиграть? — спросила она барменшу.

Вот что такое, наверное, быть матерью, думала я, глядя, как Саша, допив пиво, по-мальчишески вытирает рот рукой. Чувствовать нежданную, безграничную нежность к существу, возникшему вроде бы ниоткуда. Когда к нам вразвалочку подошел загорелый игрок в бильярд, я уже приготовилась его прогнать. Но Саша улыбнулась во весь рот, показывая острые зубки.

— Привет, — сказала она, и вот он уже купил нам по пиву.

Саша энергично напивалась. Рассеянную скуку чередовала с маниакальным интересом (уж не знаю, притворным или нет) ко всему, что говорил мужчина.

— Вы не местные? — спросил он.

Длинные волосы с проседью, на большом пальце кольцо с бирюзой, еще один призрак из шестидесятых. Как знать, может, тогда мы с ним и встречались, ходили по одной и той же протоптанной дорожке. Он подтянул штаны.

— Сестры?

По его голосу было слышно, что он явно не ради меня напрягается, и я чуть было не рассмеялась. Но я сидела рядом с Сашей, и какое-то внимание долетало и до меня. До чего же странно было вновь ощутить это напряжение, пусть мне и доставались одни объедки. Вспомнить, каково это, когда тебя хотят. Может быть, Саша к этому так привыкла, что ничего и не замечала. Так ее накрыло собственной жизнью, собственной уверенностью в том, что дальше все будет только лучше.

— Это моя мама, — сказала Саша.

Она строго глянула на меня — мол, подыграй мне.

И я подыграла. Приобняла ее.

— Вот решили с дочкой прокатиться, — сказала я. — По Первому. До самой Юрики хотим доехать.

— Искательницы приключений! — воскликнул мужик и грохнул кулаком по столу.

Мы узнали, что его зовут Виктор и что ацтекский рисунок на заставке его телефона заряжен мощной энергетикой, можно просто посмотреть на него — и сразу станешь умнее. Он верил, что все происходящее в мире — результат бесконечного, многоходового заговора. Он вытащил долларовую купюру, чтобы объяснить нам, как иллюминаты контактируют друг с другом.

— Но зачем тайному обществу расписывать все свои планы на общей валюте? — спросила я.

Он закивал, будто предвидел такой вопрос.

— Чтобы продемонстрировать свое могущество.

Я завидовала убежденности Виктора, его праведному структурированному идиотизму. Эта вера — что в мире есть видимый порядок, а нам всего-то и нужно, что высматривать знаки, словно зло — это код, который можно взломать. Он все не умолкал. Влажные от выпивки зубы, серый проблеск мертвого резца. Он еще не все теории заговора нам растолковал, не всей секретной информацией с нами поделился. Нам нужно было “понять, что происходит”. Узнать о “тайных сигналах” и “теневом правительстве”.

— Вау, — сказала Саша, даже не изменившись в лице, — мам, а ты про это знала?

Она так и звала меня мамой — наигранным, комичным тоном, но я все равно не сразу поняла, что она здорово напилась. Не сразу поняла, что и я напилась тоже. Вечер уплывал в чужеземные воды. Помаргивали неоновые знаки, барменша курила в дверях. Я смотрела, как она растерла ногой окурок, поелозила туда-сюда вьетнамкой. Виктор сказал, что одно удовольствие смотреть на то, как мы с Сашей ладим.

— Теперь такое нечасто увидишь, — он задумчиво покивал, — чтобы мать с дочкой вместе путешествовали. И чтоб так славно друг с другом общались.

— Ой, она у меня крутая, — сказала Саша. — Я маму люблю.

Она лукаво ухмыльнулась и подалась ко мне. Прижалась сухими губами, ожгла солоноватым от огуречного рассола ртом. Целомудреннее поцелуя и не придумаешь. Но Виктора он шокировал. На это она и надеялась.

— Господи боже. — В голосе Виктора слышались и отвращение, и похоть.

Он расправил массивные плечи, заправил потуже мешковатую рубашку. Ему вдруг как будто стало с нами неуютно, он заозирался в поисках поддержки, подкрепления, и я хотела было объяснить, что Саша мне не дочь, но потом решила — плевать, вечер пробудил во мне глупое, необъяснимое чувство, будто я вернулась в мир после долгого отсутствия, снова оказалась среди живых.

1969

6

За бассейн у нас всегда отвечал отец — водил сачком по воде, сваливал в кучу мокрые листья. Проверял уровень хлорки бумажками из разноцветных колбочек. Не сказать, чтоб он уж очень усердствовал, но после его ухода бассейн стал совсем запущенным. Рядом с фильтром нежились саламандры. Я плыла возле бортика, как будто расталкивая вязкую воду, за мной тянулись какие-то сопли. Мать была на очередной терапии. Она обещала купить мне новый купальник, но забыла, поэтому я надела старый, оранжевый — теперь цвета пожухлой дыни — со сморщенными обтачками и торчащими из трусиков нитками. Купальник был мне маловат в груди, зато декольте вышло по-взрослому внушительным, это меня радовало.

С праздника солнцестояния прошла всего неделя, а я уже снова побывала на ранчо и уже воровала деньги для Сюзанны, по купюре за раз. Я, конечно, люблю думать, что на все это ушло гораздо больше времени. Что меня месяцами туда заманивали, потихонечку приручали. Но я была ростовой мишенью, я сама шла им в руки. Я качалась на воде, ряска липла к волоскам на руках, будто металлическая стружка к магниту. Шелестели страницы, кто-то забыл на шезлонге книжку в мягкой обложке. Листья на деревьях серебрились, посверкивали чешуйками, все наливалось ленивым июньским зноем. Разве деревья возле дома всегда были такими странными, такими акватическими? Или, может, вокруг меня все уже менялось, глупый хлам нормального мира превращался в роскошные декорации новой жизни?


Еще от автора Эмма Клайн
Папуля

Отец забирает сына из школы-интерната после неясного, но явно серьезного инцидента. Няня, работавшая в семье знаменитостей, прячется у друзей матери после бульварного скандала. Молодая женщина продает свое белье незнакомцам. Девочка-подросток впервые сталкивается с сексуальностью и несправедливостью. Десять тревожных, красивых, щемящих рассказов Эммы Клайн – это десять эпизодов, в которых незаметно, но неотвратимо рушится мир, когда кожица повседневности лопается и обнажается темная изнанка жизни, пульсирующая, притягивающая, пугающая.


Рекомендуем почитать
История прозы в описаниях Земли

«Надо уезжать – но куда? Надо оставаться – но где найти место?» Мировые катаклизмы последних лет сформировали у многих из нас чувство реальной и трансцендентальной бездомности и заставили переосмыслить наше отношение к пространству и географии. Книга Станислава Снытко «История прозы в описаниях Земли» – художественное исследование новых временных и пространственных условий, хроника изоляции и одновременно попытка приоткрыть дверь в замкнутое сознание. Пристанищем одиночки, утратившего чувство дома, здесь становятся литература и история: он странствует через кроличьи норы в самой их ткани и примеряет на себя самый разный опыт.


Четыре месяца темноты

Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.


Айзек и яйцо

МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.


Замки

Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.


Холмы, освещенные солнцем

«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.


Ты очень мне нравишься. Переписка 1995-1996

Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.