Девочка с самокатом - [83]

Будь рядом с ней Дженни, она бы, наверное, сочинила миллионы историй. Ну, может быть, и не миллионы… Четыре квартиры на площадке, пять этажей, двадцать дверей – и значит, двадцать историй.

Эмбер не хочет слышать ни одну. Эмбер хочет довести до конца свою собственную.

Замерев на последней площадке, она присматривается к железной лестнице, подвешенной на дальнюю стену. Лестница упирается в тёмную крышку люка. Ход на крышу охраняет ржавый замок. Эмбер не знает, сможет ли сбить его своей ножкой от табуретки, но уверена, что постарается.

Впрочем, стараться ей не приходится. Тот, кто приходил на этот чердак последним (за тридцать с лишним лет до неё, страшно даже представить), не особенно заботился о безопасности: он лишь вставил дужку замка в предназначенное для неё отверстие, но так и не повернул ключа. Только видимость закрытого замка – и никакого закрытого замка.

Идеальный для неё вариант.

Откинув крышку, Эмбер хватается за края люка и, подтянувшись на руках, оказывается на чердаке. Она выпрямляется в полный рост, стараясь не опираться на правую ногу, и оглядывается по сторонам. Ветер, врывающийся в разбитые круглые окна, ерошит ей волосы, а дорожка солнечного света ведёт от одного из подоконников прямо к двери на крышу.

Эмбер снова везёт: эта дверь заперта лишь на щеколду, так что хватает одного короткого движения, чтобы её открыть. Не раздумывая, Эмбер шагает вперёд. Она щурится от яркого света и подставляет лицо прохладному ветру. Никогда прежде она не забиралась так высоко, и даже на этой, абсолютно плоской крыше, обнесённой низким ограждением, ей всё равно страшно. Железные прутья за долгие годы проржавели и погнулись, кое-где их и вовсе вырвало ветром, так что заграждение – скорее иллюзия, чем настоящая защита. Другое дело, что бояться здесь нечего. Чтобы упасть на ровном месте, нужно ещё постараться, и она абсолютно точно постарается не падать.

Контролируя каждый шаг, Эмбер подходит к краю крыши и замирает в десятке сантиметров от ограждения. Прутья едва доходят ей до колен.

Ладонь козырьком упирается в лоб, защищая глаза от света, и Эмбер медленно рассматривает город с высоты. Здесь есть здания и повыше, с пяти этажей видно не всё, но, пожалуй, на девятый или, ещё хуже, шестнадцатый этаж ей пока не подняться. Хватит и так. Город простирается вдаль, во все стороны, почти до самого горизонта, и, ограничивая его, со всех сторон возвышается тёмная, уродливая стена. Эмбер не видит в ней просветов. Вообще. Как будто выхода нет.

Смутное беспокойство колючим клубком сворачивается у неё в животе, заставляя смотреть ещё и ещё. Эмбер всматривается в каждый кусочек стены, который только может разглядеть, изучает его так внимательно, как только может, изучает ворота – и ничего не находит.

«Что ж, может быть, – думает Эмбер, – ворота можно разглядеть только вблизи. Нужно будет держаться поближе к стене», – делает она мысленную заметку и продолжает смотреть.

Она замечает узкую ленту реки, проходящую по центру города, прямо как пояс. Если судить по выложенным каменными плитами берегам, этой рекой гордились, а ещё когда-то она явно была куда полноводней. Сейчас река больше похожа на мутный ручей, во всяком случае, издалека она совсем не впечатляет, скорее, наоборот.

Через реку тянется полуразрушенный мост, с обоих концов превращающийся в главную улицу мёртвого города – самую длинную и широкую (логично предположить, что она главная, правда?), её под прямым углом пересекают переулки. Параллельно главной идут ещё несколько улиц поменьше, некоторые из них упираются в полукруглые площади вроде той, с которой всё началось, или той, где располагался театр. Эмбер видит театр – и тут же отводит взгляд, смаргивая подступившие слёзы.

Почти все площади в разной степени разрушены, в некоторых местах асфальт вывернут наизнанку, как будто бы город бомбили. Кто знает, думает Эмбер, может быть, и правда бомбили – кто теперь скажет? Сквозь огромные выбоины в асфальте просвечивает тёмное, почти чёрное, кое-где расцвеченное зелёными пятнами выросшей травы, а под одной из площадей Эмбер замечает что-то, похожее на огромную трубу.

Это, наверное, канализационный коллектор, выводивший отходы цивилизации подальше от самой этой цивилизации. В таких, рассказывал ей Хавьер, можно прятаться от торнадо, но, к счастью или несчастью, торнадо – вовсе не та опасность, с которой она сейчас может столкнуться.

Площади расположены в основном по углам города, который отсюда по форме напоминает нечто среднее между прямоугольником и овалом, как будто кто-то взял и скруглил прямые углы, обточил их, сделав более плавными. Безумная помесь прямоугольника и овала – не единственное, на что похож мёртвый город.

Сверху он почти точь-в-точь пирог с ягодами, который Эндрю готовил пару раз: слой теста, а потом начинка из ягод, а потом снова тесто, но только не слой – тоненькие колбаски укладываются крест-накрест, образуя пирог. Только вместо колбасок из теста здесь улицы, а вместо начинки – заброшенные дома и копошащиеся на них тёмные пятна. Зомби.

Эмбер нужна вся её сила воли, чтобы не пытаться разглядеть в них Калани.