Девочка с бездомными глазами - [6]

Взяв под руку, Матвей Александрович перевёл Надю через дорогу.

— Садись, — он открыл дверцу машины.

— Я не поеду.

— Садись.

— Я не поеду! — упорствовала Надя, думая, что Матвей Александрович отвезёт её в реабилитационный центр.

— Как хочешь, — и, хлопнув дверцей, он открыл свою.

— Ладно, — недовольно согласилась Надя и быстро села в машину.

Глава шестая

Ехали молча.

Матвей Александрович включил, по определению Нади, какую-то странную музыку, и смотрел только на дорогу, словно ехал один, а Наде было всё равно, куда и зачем они направляются, главное, вместе. Она крутила головой от одного окна к другому, и вскользь, как-то случайно, поглядывала на самого обожаемого из обожаемых. Она сняла бейсболку, и незаметно положив на колени его фуражку, совсем недавно брошенную Катей на заднее сидение, с любовью её рассматривала, крутила, поглаживала, и очень хотела примерить, но боялась, что Матвей Александрович будет ругаться.

На развилке машина не поехала прямо, в сторону краевой столицы и социально-реабилитационного центра, а свернула вправо. Надя непроизвольно обернулась и посмотрела на оставшийся позади заброшенный пункт ДПС, а через минуту промелькнул дорожный знак «Белое поречье».

— А куда мы едем?

Маринин молчал и не то что бы улыбался, но заметно радовался, слегка сощурив глаза.

— Очки что ли надеть? — подумал он.

— А почему белое?

— А ты как думаешь? — очнувшись, спросил Матвей Александрович, и опустил «козырёк».

— Может, снега много….

Матвей Александрович качнул головой и поиграл бровями.

— Подумай.

Надя просияла улыбкой, потому что Матвей Александрович её «простил». Задумалась, обводя глазами салон машины.

— Может, белых много…? — неуверенно предположила она и потёрла пальцы, сильно их сжимая.

— Это, каких же это белых? — заинтересовано, хотя не без иронии, поинтересовался Матвей Александрович.

— Которые с красными воевали.

В зеркале заднего вида отразились удивлённые карие глаза.

— Красивая версия! А «поречье» почему?

— Не знаю. Слово какое-то странное. Старое, наверно.

— Сдаёшься, команда знатоков?

Надя кивнула.

— Туман. Просто туман. Над рекой утром густой туман, почти всегда.

Надя внимательно слушала Матвея Александровича, такого умного, красивого и вообще самого лучшего, совершенно не испытывая стыда за свою нелепую догадку. Она упёрлась подбородком в боковину его сидения, и голова раскачивалась от быстрой езды и немного кружилась от совершенно необыкновенного одеколона.

— А зачем?

— Зачем, что? Туман?

— Едем зачем?

— За туманом, за туманом и за запахом тайги! — довольно пропел Матвей Александрович.

— А я знаю эту песню! Тыщу раз слышала. Нудная.

— Ты прямо-таки, как я погляжу, вообще, всё знаешь.

— А Вы думаете, что я дебилка?

— Да, нет, конечно, — неловко оправдывался Маринин. — Наоборот, я хотел тебя похвалить, что ты — молодец, много знаешь.

Надя понимающе и чуть обиженно шмыгнула носом и откинулась назад. С удовольствием пару раз выгнула спину, сводя лопатки вместе, и расслабив их, закрыла глаза. Через минуту она посмотрела в лобовое стекло, почувствовав, что машина почти ползёт, а не едет.

По дороге, с одного брошенного поля на другое, не спеша копытило небольшое стадо. Коровы на ходу вдумчиво пережёвывали траву, энергично двигая нижними челюстями, и обмахивали себя грязными хвостами, густо увешанными мелкими зелёными колючками, всем своим видом показывая, что спешить им некуда.

— Коровы, — заворожено проговорила Надя, словно увидела модный бойз-бэнд в полном составе.

— Коровы…. Пригнись, на всякий пакостный.

Надя беспрекословно легка на сидение и затихла. Она слышала, как сработал ручник и щёлкнул ремень безопасности.

— Я сейчас.

Надя осторожно подняла голову и в промежуток между сидением и подголовником увидела Матвея Александровича и какого-то старика. Потом легла на живот и надела фуражку.

Старик, с которым разговаривал Матвей Александрович, был в кепке, тёмных затасканных штанах, расстёгнутой рубашке и растянутой полосатой футболке, на ногах болтались резиновые сапоги до колена. Выбрит. В левой, жилистой и шероховатой даже на вид, руке, была пластиковая бутылка с водой на донышке, в другой — длинный прут.

Они пожали руки, и старик, зажав прут подмышкой, смеясь, на удивление крепко-зубой улыбкой, закурил.

— Я так-то ж присматриваю, вроде тихо. Сам знаешь, у нас, слава Богу, смраду нет.

— Спасибо. А это кто? — Маринин затянулся и кивнул в сторону высокого и толстоватого, коротко стриженного молодого человека, который странно и неприятно посмотрел на него, и пошёл за коровами.

— Племянник мой, внучатый. Артёмка. Он немного не того, ну, сам видишь. Вот, на лето его к нам сбагрили. Вроде, помощник мой.

— Я помню его. Дядь Андрей, пора уже Вам смену готовить, сколько можно самому-то?

— Приходится, ёлки зелёные, — старик пустил густой клуб дыма и закашлялся, чуть наклонившись. — Пастух паскуда! — он горько вздохнул и часто заморгал глазами, — корову мне загубил.

— Как?! — искренне ужаснулся Маринин.

— Да, хрен его знает! И ведь зарекался больше не брать этих охламонов! Ай! — дед махнул рукой. — Она стельная была, подумай…. Запуталась в верёвке и удушилась.