Девочка с бездомными глазами - [16]

И Матвей Александрович снова пошёл к калитке, а Надя ловко заскочив на подоконник, спрыгнула на заросшую клумбу, и тихо пошла следом, чтобы побыть с ним ещё немного, и пусть на расстоянии, но рядом.

Он ни разу не обернулся.

Надя постояла, пока он замыкал калитку на ключ, и когда машина отъехала, так же тихо и медленно поплелась обратно. Не глядя, сорвала какой-то листочек с дерева, потёрла, разглаживая разветвляющееся прожилки, стала складывать, будто это лист бумаги, а она специалист по оригами.

Берёзовые листья колыхались, путаясь, друг в друге, а солнце медленно опускалось к горизонту. Надя сидела на лавочке и гладила Ластика, запрыгнувшего к ней на ноги, так же ловко, как она на подоконник, и он отвечал благодарным мурчанием и закрытыми от удовольствия глазами.

Они просидели минут десять, и кот размечтался о вечном блаженстве, но Надя стала зевать и почувствовала, что очень устала и хочет спать. Происшествие на рынке было для неё неприятным, хотя, она совсем не считала себя виноватой, но всё-таки боялась, что Матвей Александрович рассердится и выгонит из дома. Эти, как оказалось, напрасные переживания изрядно её измотали.

На самом деле, Маринин не хотел уезжать. Надино присутствие его одновременно радовало и огорчало. В другой раз, он бы и думать не стал, а просто остался, но Надя!

И как только он выбрался с грунтовки на трассу, понял, что зря уехал. Поторопился. Катя будет весь вечер стонать про малину и рыночную воровку. Потом всем позвонит и всем расскажет, и если ей кто-нибудь позвонит, и им расскажет. Потом примется сверлить темой о продаже дома. Ехать к Рите тоже не хотелось, а здесь тишина и покой. Ну, и Надя.

Он посмотрел на часы — до конца рабочего дня меньше часа. Притормозил, дожидаясь, пока проедет встречная машина, и уже собирался развернуться, но зазвонил телефон.

— Дом в порядке, всё на месте.

— Слава Богу! А малина? Наша?

— Думаю, да.

— Я так и знала. Ты уже домой?

— Да, я тут, подумал…, наверное, останусь. Вдруг кто нагрянет, — замялся Маринин и съехал на обочину.

— Нет. Давай, домой.

— Не, ну, ты же сама говорила, что надо ловить, опознавать, и тут же, давай домой…!

— Маринин, ты думаешь, я не знаю, что ты к цапле своей уже собрался?! Значит, так, либо ты сейчас же едешь домой или можешь вообще больше не приезжать!

— Заманчиво, — заключил он в отрывистые поддакивающие гудки, и, выехав на дорогу, продолжил движение в прежнем направлении. — На себя посмотри. Цапля.

Глава восемнадцатая

Каждый год Маринин уходил в отпуск в середине июля. В этот раз, как впрочем, и последние лет …цать, он планировал зависнуть в деревне, поэтому оставлять Надю в доме, больше чем на неделю, не собирался. Если бы не одно «но».

В пятницу утром, подойдя к кабинету, Маринин услышал, как разрывается рабочий телефон. Он замолкал на несколько секунд и трезвонил снова.

— Маринин….

— Александр Матвеич, ой…, Матвей Александрович, у нас ЧП, — прозвучал в трубке измученный бальзаковский голос.

Тянуло на дождь. Серая хмарь заранее, не дожидаясь осадков, капала на мозги.

Тормоза полицейского УАЗика скрипнули у крыльца небольшого двухэтажного здания (бывшего детского сада), недавно обшитого бежевым и коричневым сайдингом. На огороженной территории располагалась «спонсорская» детская площадка и хоккейная коробка, смиренно ожидающая своего часа.

В кабинетике директора Социально-реабилитационного центра был аншлаг — ни одного свободного стула.

— Он хочет поговорить с Вами, Матвей Александрович, — тихо сказал бальзаковский голос, принадлежащий опухшему от слёз лицу. — Это Джабиев Егор, помните? — как прилежная ученица Ирина Николаевна встала из-за стола.

Собравшиеся посмотрели на Маринина, утвердительно кивнувшего и стоявшего практически на пороге.

— Где он?

— В карцере.

Ирина Николаевна с опаской глянула на недовольно поёрзавшего на стуле, молодого мужчину в приличном костюме.

— Я бы хотел присутствовать при разговоре, — уведомил Уполномоченный по правам ребёнка, собиравшегося выйти Маринина.

— Я только «за», Дмитрий Сергеевич.

Мужчина протаранил пол ножками стула и, прижав к себе кожаную папку, чтобы не задеть сидевшего рядом, поспешил за Марининым. Ирина Николаевна подняла руки до уровня головы, будто собиралась просить помощи у Высших сил, но в последний момент передумала, и устало и грузно опустилась в кресло.

— Здравствуй, Егор, мы пришли…, — начал Уполномоченный.

— Я буду разговаривать только с Матвей Александрычем! — прогорланил плечистый парень в длинных джинсовых шортах и чёрной майке и вскочил с кровати. Его некрасивое кривоватое лицо, с полу прикрытыми, ленивыми глазами, имело недовольное и наглое выражение.

— Егор, я Уполномоченный по правам ребёнка, я обязан присутствовать. Я защищаю твои интересы, понимаешь?

Маринин стоял у стены и, молча, наблюдал. Ему совершенно не хотелось разговаривать с этим поганцем, ни с глазу на глаз, ни в присутствии Уполномоченного.

Как только Дмитрий Сергеевич вышел, Егор бросился к Маринину.

— Матвей Александрыч, пожалуйста, помогите! Это всё она, понимаете? Она сама хотела, сама! Я бы….

— Сядь, — шипя, процедил Маринин.

Будто врезавшись, пацан попятился и сел на кровать. Маринин прошёлся до окна, на котором красовалась белая решётка. Он стоял, смотрел и молчал, а пацан нервничал и, не выдержав гнетущего ожидания, снова подскочил к нему.