Девочка Лида - [37]

Но, Боже мой, какая это вышла молчаливая, печальная поездка! Лида сползла с папиных коленей, едва отвечала на вопросы Коли и совсем не отвечала, совсем не хотела говорить с Левой. Она стояла, уцепившись за козлы, опустив голову, изредка взглядывая исподлобья. Лева заговаривал с ней, добродушно расспрашивал. Лида молчала, отворачивалась, хмурилась больше прежнего и пряталась за извозчика.

Леве это наскучило; он тоже замолчал.

Папа о чем-то раздумывал.

Глава XVII

Коля не мог понять, что сделалось с Лидой. Все кончилось, все прошло. Даже тетя перестала вспоминать неприятное приключение. С Зиночкой дело обошлось благополучно, без всякой простуды. Волосы ей завили с вечера на папильотки, шляпу надели другую, и на следующий же день она пришла здоровая, завитая и нарядная вместе со своею мамой отдать визит тете и поблагодарить Леву.

Тетя не наказала Лиду. Она только заставила ее подробно рассказать, как было дело, и даже не побранила, но Лида ходила как в воду опущенная. Она ни во что не хотела играть и совсем поссорилась с Левой. Коле это было досадно. Без Лиды было скучно играть, никто не умел придумывать таких новых игр, как Лида, а главное — Лева обиделся и стал реже приходить в гости. После прогулки Коля особенно полюбил Леву; ему во что бы то ни стало хотелось поправить дело.

Коля и Лева отыскали Лиду в саду за кадкой.

— Лида, скажи, чего ты такая? Отчего ты не хочешь играть?

Лида не отвечала.

— Ты за то сердишься, что я тебе не отдал весла, Лида? — спрашивал Лева.

Лида потупилась и упрямо молчала.

— Просто она капризничает. Оставь ее, Коля, раз она такая. Пойдем!

— Куда же мы пойдем?

— Куда-нибудь. Пойдем за реку, в поле, далеко. И Любу с собой возьмем… И Жук тоже пойдет…

Лева смотрел на Лиду. Лида не поднимала глаз.

— Сенокос смотреть пойдем. Так отлично будет!.. Лида!..

Лида не шевелилась.

— Да пойдем скорей! — сказал Лева, сердито дернув плечом, и ушел вместе с Колей.

Лида подняла глаза — в глазах были слезы. Она хотела сказать что-то, но было уже поздно, — мальчики были далеко.

Коля с Левой обошли парк, спустились к реке и не узнали зеленого луга. Высокая трава рядами легла по земле.

— Ишь народу-то сколько! — заметил Лева.

С одной стороны поля косцы широко и мерно размахивали длинными косами, скашивали последнюю траву; посредине бабы гребли с утра скошенное сено, а дальше, в другой стороне, сгребали уже высохшее, готовое, в копны, подымали вилами на возы и отвозили к высокому стогу. Возы скрипели. Бабы пели песни. По полю тянуло медовым сладостным ароматом.

Жук не был в расположении заводить новые знакомства. Он невежливо повернулся хвостом к деревенским собакам, лениво тявкнул и улегся на сено у копны.

— Влезем на копну, Коля! — предложил Лева. Влезли. Отлично было барахтаться в пушистом сене!

Коля перевернулся на спину, на бок, на живот.

— Какое поле-то большое! — сказал он, поглядев кругом.

— А по-моему, не очень!

— А ты зажмурься одним глазком и смотри — будто конца нет!

Лева зажмурил один глаз и все-таки увидал конец.

— Это что за поле! — проговорил он. — Вот коли бы ты степь увидал, — вот это другое дело.

— Степь? — переспросил Коля. — Я никогда не видал степи. Что это такое — степь?

— А это тоже поле, только уж не такое, как это, а большое-большое — ух какое огромное! Не нужно зажмуриваться, и так конца не увидишь. Степь больше всего Нескучного; такая, я думаю, как вся Москва, будет. Да нет, что я говорю, — больше Москвы. Мы с мамой три дня ехали и все-таки не проехали всей степи.

— Что же в ней есть, в степи?

Трава растет, высокая, чудесная трава, точно лес.

— А еще что есть?

— Больше ничего нет.

— И деревьев нет?

— Никаких. Ни деревьев, ни горок — ровное поле, и все трава, трава. Куда ни поглядишь — всюду ровно, и трава, точно море, зеленое море из травы. Ах как отлично!

— А речки есть?

— Есть, только редко встречаются, да и сами речки-то небольшие. Степные речки всегда небольшие. В степи ведь жарко — их солнцем сушит.

— Лева, в степи, должно быть, скучно?

— Скучно? Ах ты глупый!..

— Да, конечно. Что же там делать в траве? Там кто-нибудь живет?

— Конечно, живет. Казаки живут, ездят по степи; лошадки у них маленькие, такие проворные… Пастухи тоже живут, пасут скот. У них большие стада: коровы, овцы, табуны лошадей, — всего много. Скот пасется, щиплет траву, а пастухи стерегут. А когда съедят всю траву, переходят на другое место. Все так и кочуют с места на место… Ты говоришь, что делать в траве? Да ведь в ней чего-чего только нет! Кузнечики, сверчки, всякое такое зверье. И птицы есть. Куропаток-то сколько! Так и бегают, скоренько так, проворно шныряют в траве со своими детками. А вечером выползут из норок сурки, суслики, станут на задние лапки, да и свищут по всей степи… А скажи, Коля, — вдруг перебил самого себя Лева, — скажи, когда ты будешь большой, что ты будешь делать?

— Как что буду делать? — не поняв, переспросил Коля.

— Ну, когда ты вырастешь большой, как мама, как твой папа, ты кем будешь? Я буду казаком, я в степь уеду. А ты?

— Я… — задумался Коля. — Я на машине буду, на железной дороге ездить.

— Кондуктором будешь?

— Нет, машинистом, таким, который около печи стоит, который кран повертывает, когда паровоз свистит… Я буду ездить, по всем дорогам поеду. Я новую дорогу построю. Я в степь дорогу построю, — размечтался Коля. — Такая длинная-длинная выйдет дорога!