Девочка, которая любила играть со спичками - [22]

— Да ты и впрямь настоящая ведьма — Резким, как пушечный выстрел, движением я так мотнула головой, что она оказалась рядом с его щекой, и я уже высунула язык, чтоб слизнуть со щеки его кровь, мне этого хотелось до трясучки. Но он отпрянул от меня всем корпусом. Потом насильно, даже я бы сказала, грубо, он принудил меня снова сесть на стул, где я сидела раньше. Брови у меня сами собой нахмурились, и зубы заскрежетали — я не могла сдержаться. Он тоже решил произвести на меня впечатление, потому что вдруг стал мне что-то очень быстро говорить. В глаза он мне, правда, смотреть не осмеливался, поэтому я поняла, что победа осталась за мной, хоть он и обозвал меня вареной спаржей.

Он сказал мне, что бедная маленькая девочка даже представить себе не может, что ей уготовано в будущем. Теперь все у нас с братом будет по-другому. Возникнут самые разные проблемы с наследством, но для меня это все как темный лес, правда? (Я кивнула.) Ясно только одно: папа нас теперь не защитит, продолжал он. Все будет решаться по закону, в сбответствии с которым будет рассматриваться наше дело, и так далее, и мы, брат и я, окажемся целиком во власти тех людей, которые будут рассматривать наше дело.

Не знаю, кого он относил к числу тех людей, но он так кому-то пальцем грозил, будто все они невидимками затаились где-то в этой комнате. Не ясно мне было и то, что такое закон, о котором он говорил так, будто носился с ним как с писаной торбой. А потом инспектор доконал меня окончательно, потому что от этих его слов мне как будто дырку в груди просверлили:

— Я очень сомневаюсь в том, что вы с братом сможете продолжать жить в ваших владениях.

Я выскочила из комнаты очертя голову. Бежала я наугад, сердце билось так, что, казалось, вот-вот из груди выскочит, и уже у самого выхода из здания, так этот дом называется, инспектор места рождения меня догнал.

— Я тебе постараюсь помочь, честное слово, — проговорил он, переводя дыхание. — Сам еще не знаю, как это сделать, но я попытаюсь. Я сделаю все, что смогу, чтобы хоть до завтра выиграть время, я им скажу, что ты мне дала обещание прийти сюда завтра с братом, я все сделаю, чтобы перестроить ваш дом…

Что он говорил потом, я не знаю, потому что оставила его далеко позади. Сломя голову я пронеслась через все село к дороге через сосновую рощу, и там, как выяснилось, меня поджидала лошадь. Я зашвырнула, да, именно это слово здесь больше всего подходит, зашвырнула кошелек с грошами в самые заросли и три раза плюнула в ту сторону, чтобы отвратить опасность сглаза или наговора. Потом стала остервенело чесать себе голову, как будто хотела выцарапать оттуда всех бесенят с чертенятами, успевших там поселиться. После этого, наконец, перевела дыхание и начала понемногу приходить в себя. Лошадь подняла зубами с земли лопату, которую я по дороге в село оставила прислоненной к дереву, и так тревожно на меня глазищи вытаращила, что я ей обо всем рассказала. Ясно было, что она, бедняга, тоже очень переживает, в ее круглых глазах даже навернулись слезинки. Я сказала ей, чтоб она прямиком отправлялась в наши владения, пришла домой раньше меня и успокоила брата, который, должно быть, страшно волновался, потому что день уже прошел, а мы еще не вернулись.

От всех моих злоключений я была измотана до крайности, опустошена до предела, у меня было такое чувство, что все в голове распалось, раскрошилось, перегорело и вот-вот обвалится лавиной пепла. Силы были на исходе, очень ныло и кололо сердце, как будто все здоровье мое прахом пошло. Я остановилась, чтоб наломать веток и воткнуть их себе в длинные волосы, я их так сплела, что получилось что-то вроде тернового венца, а потом пошла себе вперед такой походочкой, что вам могло бы показаться, это так меня в танце кружит от печали моей. Я запамятовала, говорила я вам или нет, что руки мои удивительно грациозны, как октябрьские волны на пруду, потому что я еще и названия всех месяцев знаю, все друзья мои — слова. Я всегда очень удивляюсь, замечая, как после сильного потрясения на меня нисходит глубочайшее безразличие к тому, что станется с бренным моим бытием, такой уж у меня характер, ничего с этим не поделать. Я неспешно кружусь вокруг своей оси в юбке, как друг мой сатурн, моя планета, я смеюсь в душе моей, но делаю это, как и он, незаметно, храня свой смех на маленьком алтаре собственного молчания, который никому не показываю. Движенья ног моих легки, похожи на полет тех птиц, что кружатся вокруг меня, их цвет такой, как цвет моих глаз, все птицы кружат со мной в вальсе, и это мой большой секрет, и даже те из них, которые сейчас летают на другом краю земли. Я часто думаю о том, чтоб вместе с эльфами парить в вершинах сосен, и чтобы было там тепло и свет шел, как от пламени свечи, и чтобы я бросала всюду горсти золотых крупиц, которые устлали б землю всю вокруг мерцающими звездочками, потому что я для этого явилась в этот мир, но сделать так я не могу. А еще, должна вам сказать, мне вообще не хотелось бы возвращаться обратно, никогда не хотелось бы возвращаться, мне бы навсегда остаться на той дороге в сосновой роще, между селом и нашими владениями, и быть здесь ненавязчивым божеством расстояния, разделяющего все сущее, маленькой феей тропинок, ведущих в никуда. Но я собрала всю свою храбрость в обе ноги и продолжила путь. Причем, сделав это, я нашла в себе силы подавить часто меня посещающее величайшее искушение что-то глубоко засунуть себе промеж ног, внутрь кожи моей, иногда даже силой это туда затолкать, траву, например, или бутоны цветов, или гальку, такую круглую и мягкую, как взгляд лошади. А иногда я еще беру в руки свои опухоли и так сильно их сжимаю, что больно становится, потому что должен же кто-нибудь за ними присматривать, пока разум мой витает в облаках, странствуя по стране моей мечты, где все дарит сердцу радость, и где, к несчастью моему, недостает только меня. Любого может постичь неудача, что тут еще скажешь, таков закон природы.