Девочка-Царцаха - [17]

— Да, был... — Капитолина, наконец, повернулась и почти враждебно смотрела на Клавдию.

— Он очень хороший собеседник, и ты, наверно, недурно провела время.

— Да. Я думала, что ты уже все знаешь.

— Что я должна знать? Что-нибудь случилось? У тебя такой... вид, и ты говоришь так, будто у тебя с ним какие-то особые дела... Уж не сделал ли он и тебе предложение?— пошутила Клавдия Сергеевна.

—А что если так? Разве я хуже тебя? Ты почти угадала: он не только сделал мне предложение, но мы... сошлись!

—Ты из-за этого и приехала?—тихо спросила Клавдия Сергеевна после большой паузы, во время которой она не спускала прищуренных глаз с Капитолины.

—Конечно. Мне кажется, ты должна узнать об этом раньше других.

— Это все?— Клавдия Сергеевна посмотрела на часы.

— Да... Нет... Я хотела знать еще...— Капитолине вдруг стало неловко смотреть на Клавдию, и она смахнула со стола какую-то крошку.— Ты после этого согласишься выйти за него замуж?

— Ты только что сказала, что он сделал тебе предложение... Какое же значение имеет мое согласие? И... он — не вещь, чтобы из-за него торговаться. Если все, что ты сказала — правда, мы с ним и поговорим, а теперь мне нужно идти на урок.

Капитолина никогда не видела такого выражения лица подруги: глаза ее, обычно излучавшие мягкий синий свет, сейчас казались острыми и холодными, губы были не то -насмешливо, не то брезгливо сжаты, но щеки пылали.

Капитолина молча вышла в коридор. Клавдия Сергеевна заперла комнату и позвала детей. Они пробежали в класс, постепенно угомонились, и Клавдия Сергеевна начала урок таким уверенным и спокойным голосом, как будто ничего не случилось.

Капитолина, только выйдя из школы, вспомнила, что обратный путь ей придется проделать пешком: ямщик не может делать два рейса в сутки.

При объезде своего участка верст за двенадцать от Сонринга, Нимгир встретил Капитолину и придержал коня.

—Здравствуй, багша. Куда идешь?

— Домой.

— А где был?

— В Сонринге.

— Когда домой придешь, ночь будет. Разве ты не знаешь, кругом осадный положенье? Зачем один на степь пешком ходишь?

— Тебе-то что!—-огрызнулась она и быстро зашагала дальше. Ей и без этого напоминания было жутковато.

— Вот дурацкий голова!—сказал ей вслед Нимгир.— Почему ушел? Всегда у Клавдии ночевал. Пешком тоже никогда домой не ходил... И зачем сердился! Разве я ему плохо сказал?

Вернувшись в аймак, Нимгир пошел в свою дежурку; она помещалась в том же доме, где аймачный исполком. Там он вымылся, надел свежую гимнастерку и причесался.

Увидев в окно, что Клавдия Сергеевна провожает ребят, Нимгир начал собирать учебники и тетради. По субботам он занимался с учительницей днем; к вечеру всегда приезжал «этот». Так называл Нимгир про себя Эрле, а вслух говорил «булг-айстинский агроном».

Хотя Эрле никогда не делал ему никаких неприятностей, приветливо заговаривал с ним, спрашивал, как его дела и здоровье Нимгиру постоянно казалось, что Эрле, застав его у Клавдии Сергеевны, ждет, когда он выйдет.

Конечно, Нимгир понимал, что «этот» — образованный человек, очень важный работник. Разве ему интересно разговаривать с простым милиционером. Кроме того, «этот» нравился Клавдии Сергеевне. Его карточка у нее на столе. Раз так —надо угодить Клавдии. При появлении Эрле он тотчас складывал учебники и уходил восвояси... Нимгир сам поил и кормил лошадь «этого», который приезжал в Сонринг без ямщика. А когда Эрле благодарил его, Нимгир про себя думал: «Не для тебя это, а для Клавдии Сергеевны я делал».

Клавдия Сергеевна однажды спросила, нравится ли ему агроном.

—Если тебе нравится, значит и мне. Только голова у него пустой.

—Как пустой? Почему?— Клавдия Сергеевна никак не ожидала такой характеристики.

— Очень много смеется.

— Так это же хорошо, когда человек веселый.

— Веселый—это хорошо,—согласился Нимгир.—Только он очень громко всегда смеется и все зубы показывает.

Три недели назад он заметил на руке Клавдии Сергеевны золотое кольцо. Точь-в-точь такое же он увидел и на руке «этого».

Когда ребятишки подарили Клавдии Сергеевне картинку с двумя птичками, она сама показала ее Нимгиру, а про кольцо ничего не сказала. Сам Нимгир не спрашивал. Раз не говорит — зачем? Но о кольце он тоже немножко думал. «Наверное, булг-айстинский агроном не знает, что красиво. Почему не купил для Клавдии кольцо с глазком, какие носят другие люди? Кольцо с зеленым или красным глазком сделало бы руку Клавдии Сергеевны гораздо наряднее, чем это».

За последнее время Нимгира беспокоило настроение Клавдии Сергеевны. Оно испортилось после того, как «этот» проехал мимо Сонринга. Конечно, Нимгир знал немножко больше, чем рассказал ей. Харгункиновский участковый, который тогда заглядывал в окно багши, сказал Нимгиру, что видел, как сильно пьяный булг-айстинский агроном целовал руки этой багши. Но разве можно это говорить Клавдии! Нимгир не такой человек, чтобы рассказывать о том, чего сам не видел. И потом, наверное, руки целовать не стыдно, ведь целует же «этот» их у Клавдии, не стесняясь Нимгира. Но, когда Нимгир видит это, ему почему-то становится неприятно.

«Уж скорее бы приехал!—думал Нимгир.—А то Клавдия Сергеевна очень скучный сидит».