Девичьи сны - [91]

Шрифт
Интервал

Не знаю… не знаю, сколько минут… целую вечность рвался в серое небо над кладбищем плач, вой, крик… Плакала даже всегда замкнутая Кюбра. Только Фарида — я заметила — стояла с мертвым лицом, погасшими неподвижными глазами… невольно я вспомнила маму, когда на нее накатывала депрессия…

С одной стороны гроба билась в истерике Эльмира, а я и кто-то еще из подруг, рыдая, пытались ее поднять, успокоить. С другой — стоя на коленях, жалобно и хрипло кричала, била себя по голове Гюльназ-ханум — осиротевшая нэнэ…

Котика на кладбище не было. Кровоизлияние сразило его в тот момент, когда он увидел убитого сына. Вагиф хотел везти его в больницу, но Эльмира велела — домой. Нельзя — вы можете это понять?! — нельзя везти в бакинскую больницу армянина… его просто не приняли бы…

Как удалось Вагифу провезти сквозь пикеты разбитого инсультом Котика и мертвого Володю? Не знаю. Эльмира немедленно вызвала врача из своей поликлиники. У Котика парализовало правую половину тела, отнялась речь.

Еще вчера была та-ка-я благополучная семья — сегодня с ужасающей силой на нее обрушилась беда. Почему? За что?!

Над Котиком поставили капельницу. Эльмира договорилась с двумя медсестрами о круглосуточном дежурстве. Прибежал кто-то из друзей Володи — врач. Пока что Котика удавалось держать в полуразрушенном, но все-таки живом виде. Лала звонила из Москвы, чтобы мама срочно вылетела с отцом… она застолбила место в московской больнице нефтяников… «Что там у вас творится?! — кричала она сквозь плач. — Кто убил Володю?!! Невозможно поверить!!»

Кто убил Володю? А кто убивает по всему городу людей за то, что они — армяне? Кто грабит армянские квартиры? Безликая, слитная черно-серая толпа… Одно только запомнилось лицо — молодое, черноусое, угреватое, с черной шапкой волос, нависших на брови, с беспощадными глазами, — лицо погромщика, который заявился на улицу Видади убивать Галустянов.

Поймали хоть одного? Где ж поймать, если милиции в городе не видно, а 02 безмолвствует? А погромщики действуют быстро — у них машины, маленькие автобусы-«алабаши», они приезжают по адресам, которыми их снабдили в Народном фронте…

— Народный фронт не виноват в погромах!

Я слышала, как Вагиф Гаджиев, растрепанный, с выпученными глазами, кричал это на квартире у Эльмиры, когда мы с Сергеем приехали на похороны Володи.

А кто виноват? Разве не Народный фронт взвинчивает толпы на митинге у Дома правительства? Разве не он ставит свои пикеты на улицах и блокирует воинские части?

— Не виноват! — срывающимся голосом кричал Вагиф, глядя на Фариду, кутающуюся в вязаный жакет. Лицо у нее было каменно-неподвижно, глаза — потухшие.

Не знаю, не знаю… То есть, конечно, знаю, что лично Вагиф не виновен в погромах. Но… В Народном фронте разные люди. Вон Сергей звонил своему другу-товарищу по обществу «Знание», они долго говорили — потом Сергей пересказал мне: власть в городе парализована, на митингах требуют отставки Везирова. Народный фронт явно делает попытку захватить власть. Они начали блокировать военные городки и казармы внутренних войск — пригоняли к их воротам тяжелые грузовики. Да мы и сами видели из окна кухни, как перед КПП Сальянских казарм выросла баррикада. С самого начала событий там торчали пикетчики, их становилось больше и больше, потом появились грузовики и самосвалы, их ставили вплотную друг к другу — это была именно баррикада, препятствовавшая выходу за пределы казарм солдат и выезду боевой техники. А во дворе Сальянских казарм стояли зачехленные танки…

— Ты смотри! — злился Сергей, тыча пальцем в сторону казарм. — Стоят себе и в ус не дуют! Небось распорядок выдерживают — физзарядка, завтрак, политзанятия — все чин чинарем! А в городе погромы!

И он матерился, чего прежде никогда себе не позволял.

Сел писать письмо в ЦК Азербайджана — и копию в Москву, в ЦК КПСС. Писал с лихорадочной быстротой, читал вслух какие-то фразы, они казались недостаточно сильными, он комкал исписанные листы и снова, морща лоб чуть не до лысой макушки, искал убедительные формулировки.

«Я, как коммунист с почти полувековым партийным стажем, не могу спокойно смотреть, как рушатся устои социализма… В городе, известном славными интернациональными традициями, группа националистов разжигает ненависть… Третий день идут кровавые армянские погромы… Почему бездействуют органы власти? Почему милиция и войска, дислоцированные в Баку, не останавливают погромы, не препятствуют убийствам и грабежам?.. Почему власти не наводят твердой рукой порядок?..»

— Схватили бы два-три десятка погромщиков, расстреляли их на площади, чтоб все видели, — сразу угомонились бы… — Он метался по квартире, бегал в кухню смотреть, не выходят ли из Сальянских казарм танки. — Не понимаю! — кричал Сергей, всплескивая руками. — Не понимаю, почему ЦК бездействует! Почему не объявляют комендантский час, почему не вводят войска?!

Да уж. Мы так верили во всемогущество ЦК… Ведь достаточно бывало одного его слова, шевеления густой бровью, чтобы любым нежелательным явлениям положить конец. Ведь такая всегда была твердая, как скала, хорошо вооруженная, непоколебимая власть. Где же она? Куда подевалась?!


Еще от автора Евгений Львович Войскунский
Экипаж «Меконга»

С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.


Балтийская сага

Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.


Ур, сын Шама

Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.


Искатель, 1969 № 05

На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».


Субстанция нигра

Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .


Незаконная планета

Научно-фантастический роман о людях XXI века, о сложных судьбах исследователей новой формы жизни, питаемой космическим излучением, о проблемах эволюции биологической жизни на Земле, о скрытых возможностях мозга человека.


Рекомендуем почитать
Стены вокруг нас

Тюрьма на севере штата Нью-Йорк – место, оказаться в котором не пожелаешь даже злейшему врагу. Жесткая дисциплина, разлука с близкими, постоянные унижения – лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться юным заключенным. Ори Сперлинг, четырнадцатилетняя балерина, осужденная за преступление, которое не совершала, знает об этом не понаслышке. Но кому есть дело до ее жизни? Судьба обитателей «Авроры-Хиллз» незавидна. Но однажды все меняется: мистическим образом каждый август в тюрьме повторяется одна и та же картина – в камерах открываются замки, девочки получают свободу, а дальше… А дальше случается то, что еще долго будет мучить души людей, ставших свидетелями тех событий.


Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Наша Рыбка

Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.


Построение квадрата на шестом уроке

Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…


Когда закончится война

Всегда ли мечты совпадают с реальностью? Когда как…


Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)