Девичьи сны - [32]

С 4 августа начали прибывать в Баку из Энзели английские части. 17-го пришел и сам генерал Денстервиль на пароходе «Президент Крюгер», чье название несколько смущало (а может, отчасти и забавляло) генерала, в юности воевавшего с бурами в Южной Африке. Приход англичан в Баку кто встретил восторженно, кто неприязненно, а у Стариковых и Тиборгов — с надеждой.

— Ну, теперь будет порядок, — сказала Анна Алексеевна, переворачивая на шипящей сковороде половину толстой рыбы (это, вероятно, был берш, а может, жерех — время стояло голодное, но Каспий был еще полон хорошей рыбы, ныне почти исчезнувшей). — Господи, наконец-то у нас будет порядок, как у людей. Карлуша, девочки, садитесь обедать.

— Опять ры-ыба… опять икра-а… — Надя сделала гримаску. — Хлеба хочу.

— И я хочу, — подхватила младшая, Ирочка.

— Кушайте, кушайте, — сказала Анна Алексеевна. — Хлеб скоро будет. Вот англичане отгонят турок и завезут в город продовольствие.

Карл Иванович вдумчиво ел, склонив над тарелкой золотую шевелюру. Рыбьи кости вынимал изо рта и аккуратно клал на край тарелки.

— Вчера я видел около почтамта английский патруль, — сказал он. — Но это были не англичане, а эти… индусы. Сипаи. Они задевали каких-то девушек и много смеялись. Это совсем не смешно, — добавил он, вытирая салфеткой твердые, хорошо вылепленные губы.

— Ты видишь в людях только плохое, — заявила с энергичным кивком Анна Алексеевна, ее красивые зеленовато-карие глаза приобрели пронзительное выражение. — Ну и что, если у англичан есть солдаты из колоний? Главное, что будет порядок.

— Или будет, или не будет, — качнул головой Тиборг. — Говорят, англичан очень мало.

Он принялся разрезать арбуз. Рыба и арбузы — вот какое было у них теперь питание.

— Англичане — империалисты! — выпалила Надя. — Угнетатели!

Анна Алексеевна перевела острый взгляд с мужа на дочь.

— Господи! Откуда у тебя такие слова? Где ты наслушалась большевистских глупостей?

— Это не глупости!

— Куда ты бегала вчера утром?

— Я же сказала тебе: к Полине.

— К Полине! — подозрительно повторила Анна Алексеевна. — Я запрещаю выходить из дому, слышишь?

Надя не ответила. Схватила ярко-красный кусок арбуза, вонзила в сладкую мякоть крепкие зубы.

Английский отряд, и верно, оказался очень уж малочисленным — всего тысяча с чем-то штыков да десятка полтора орудий. Разве это сила против кавказской армии султана? Хорошо еще, что турки воевали ненапористо, подолгу топтались на месте, лениво и рассеянно вели огонь. Их снаряды почти не причиняли вреда ни городу, ни позициям его защитников. Какое-то время английскому отряду и двадцати двум батальонам директории удавалось затыкать зияющие бреши на фронте.

— А почему вы сидите на своих пароходах и не участвуете в боях? — спросила Надя у Григория Калмыкова.

Это надо вот как понимать. Комиссары все еще сидели в тюрьме, а их люди по-прежнему томились на судах, стоящих под охраной на якорях. Но стража была, как и все прочее в Баку, расхлябанной, продажной, и — при желании — съехать тайком на берег было не так уж сложно. Калмыков и съезжал. Под покровом бархатной бакинской ночи с борта парохода спускали ял, стража, получившая пачку керенок, отворачивалась, и двое молчаливых гребцов-матросов гнали ял с несколькими «пассажирами» к укромной пристани.

Второй уже раз съехал на берег Калмыков. Условным телефонным звонком дал знать Наденьке, и та помчалась с окраины города, из Виллы Петролеа этой самой, в центр, на Каменистую улицу, где проживали Гришенькины тетки. Одна из них, собственно тетя, имела шляпную мастерскую, а вторая, дальняя родственница, мастерила шляпки. Тетки торчали в мастерской, а Наденька в их квартире встречалась с Калмыковым.

Ей недавно исполнилось семнадцать. Рано развившаяся физически, полногрудая, пышноволосая, Надя выглядела старше своих лет, только лицо сохраняло полудетское выражение — что-то было от Карла Ивановича в ее наивно удивленных глазах. Но складом души она, наверное, пошла в прабабку — ту, которая убежала с гусаром.

Нелегко было Наде выскользнуть из дома, из-под строгого маменькиного надзора. Уже не действовали заклинания, состоящие из имен подруг. Но, как сказано выше, шальная прабабкина кровь играла в женщинах этой семьи, а это означало, что вряд ли было возможно их удержать, если они куда-то устремлялись.

Итак, примчалась Наденька на Каменистую улицу, взлетела на второй этаж и пала в объятия своего Робеспьера. Калмыков, в целях конспирации, сбрил бороду, отращенную «под Маркса». Он, надо сказать, стыдился своего непролетарского происхождения: отец в Тифлисе держал лавку восточных сладостей. Бакинских теток-мещанок стыдился. Потому, наверное, вырвавшись из тесного мирка чурчхел и дамских шляпок на просторы классовой борьбы, и был столь непримирим к мировой буржуазии.

После пылких объятий Григорий закурил папиросу. Надя, лежа рядом, натянула на себя простыню.

— Гриша, — спросила она, — почему вы сидите на пароходах, не участвуете в обороне?

— Да ты что? — Калмыков уставился на нее немигающим взором. Глаза у него были широко расставлены и немного навыкате. — Что ты несешь? Разве не понимаешь, что мы не можем в союзе с английским империализмом вести войну против империализма германского?