Девиант - [21]
Приехав домой, я сразу набрал номер мобильника Адиля и рассказал о своем озарении.
Адиль удивился:
— Но это несерьезно, Хомячок. Тебе приснился парень с косой…
— Не приснился. Адиль, это трудно объяснить, но я его увидел. И косу увидел, и кольцо на пальце. Убийца строит дом.
— Где же он? Где строит дом?
— Не знаю. Наверно, где-то в Подмосковье.
— Ты представляешь, сколько людей теперь строят дома в Подмосковье? Спасибо, Хомячок, но твое видение-шмидение к делу не подошьешь.
— Еще одна деталь, — сказал я. — Журавли. Каким-то образом они связаны с этим делом. Ну да, журавлей тоже к делу не подошьешь… Ладно, Адиль, извини, что голову морочу. Но мне нужно было высказаться. Счастливо.
6
Сережа пошел на поправку. Гематома рассасывалась, полностью восстановилась речь. Как и до больницы, он засыпал меня вопросами, когда я приезжал с творогом, соком и яблоками. Кто такие шахиды? Почему американский робот ищет на Марсе воду? И так далее. Ему хотелось поскорее вернуться домой, к компьютерным стрелялкам. Думаю, этот мощный порыв способствовал процессу выздоровления.
Но и Махипати не давал мне расслабиться. Под его тяжеловатым пером страдали за веру подвижники, сражались герои народных преданий, а боги невозмутимо взирали с высоты на земную круговерть. Боги индийского пантеона ничуть не похожи на богов Эллады, которые постоянно вмешивались в людские дела и не скрывали своих пристрастий — одним покровительствовали, других терпеть не могли и преследовали. Очень не просто было мне с индуистскими божествами. Я не совсем понимал какие-то когнитивные элементы индуизма. Сложная система. Для каждой касты свой закон жизни — дхарма. Если соблюдаешь свою дхарму, получишь хорошую карму: после смерти твоя душа перейдет в тело человека высшей касты. Перевоплощения вечны. Но если они очень уж вас утомили, то есть и покой — нирвана. Высшее блаженство… полное избавление от земной суеты, от страданий…
Но я отклонился от своего сюжета, извините.
Начало мая, в соответствии с классическим стихом, прогремело грозами. В первый же тихий солнечный день Адиль поехал на своем старом ЗИЛе в какой-то подмосковный поселок. Вечером он позвонил мне.
— Хомячок! Подумай, какое совпадение… — Его голос задыхался от волнения. — Ты Игнатьева Богдана помнишь? Знаменитый был борец, в полутяжелом…
— Помню Игнатьева. Дальше?
— Мы с Богданом дружили, хотя я ни разу не смог прижать его к ковру. Он после инсульта на даче сидит безвылазно. Ну, я поехал навестить Богдана. И сбился с дороги, повернул не туда, там проселочная дорога, которой нет на карте. Слева лес, справа заборы какие-то…
— Адиль, а нельзя ли…
— Нельзя! — крикнул он так, что я трубку отодвинул от уха. — Не перебивай! Да, заборы тянулись, и вдруг вижу указатель, на нем название места: «Журавушка». Ты понимаешь?!
— Пока нет, — говорю, а сам насторожился.
— Я тоже не сразу понял, еду дальше, въезжаю в поселок. Обычные темные домики, садики-шмадики, почта, магазин «Продукты». Вдруг озеро, а на его берегу — новенькие коттеджи. Дачный поселок строится! — Адиль закашлялся, потом снова раздался его хриплый взволнованный голос: — Возле одного недостроенного коттеджа я притормозил, на дороге грузовик разворачивался. С него стали разгружать плиты, или как они называются — ну для крыши. Двое работали, а один им указывал. Я как глянул на этого хозяина, так сразу тебя вспомнил! Хомячок, клянусь, он точно такой был, как ты тогда по телефону… Из-под кепки коса торчит, а сам невысокий, и кольцо на пальце! Ты слышишь?
— Слышу, слышу.
— Я смотрю на него из машины, он оглянулся и кричит: «Чего стоишь? Что надо?» Я спрашиваю: «Это дорога на Кирилловку?» А он: «Не туда заехал, лох! Езжай обратно до развилки!» Я грубость не люблю, другой раз вышел бы да и набил ему морду за «лоха»…
— Значит, поселок называется «Журавушка»? — спросил я.
— Да! Ты про журавлей говорил, а тут — «Журавушка». Такое совпадение, Хомячок! Охренеть можно.
— Адиль, что ты думаешь делать?
— Хочу оперативнику доложить. Не возражаешь, если сошлюсь на тебя?
— Не возражаю, — сказал я. — Вот только поверит ли оперативник в мое… ну в то, что я увидел…
— Гаврилюк не поверит, — сказал Адиль, помолчав немного. — А вот Мирошников… Он умный мужик. Живой. Попробую с ним связаться.
Я вернулся к Махипати, к подвигам маратхских героев. Но, по правде, мои мысли занимали не столько они, сколько застройщик из поселка Журавушка, малый с косой. Так ясно я видел его… Какого черта он влез в мою жизнь?..
А дней десять спустя опять позвонил Адиль и закричал в трубку так, что я отвел ее от уха:
— Хомячок, задержали его! Мужика из Журавушки! Представляешь? Нет, твою наводку Мирошников не принял, в ней нет юридического основания. Но он же головастый! Возьмем, говорит, по подозрению в угоне машины. Они же из Марьиной Рощи угнали…
— Я помню, — говорю. — Дальше что?
— А дальше прямая улика! Его отпечатки пальцев совпали с отпечатками на руле «девятки». Хомячок, ты здорово навел!
Вот как получилось: здорово навел, но — не по-юридически…
Потом плотным строем пошли юридические события. Величко — такая была фамилия у застройщика из Журавушки — признался в угоне машины, а куда ему было деваться, пальцы-то отпечатались, но напрочь отрицал участие в убийстве. Стали проверять его личность, в криминальных банках данных он не числился, но выявилась удивительная вещь: Величко состоял в штате официального охранного агентства, принадлежавшего Афанасию Тимохину. Да, тому самому, мужу Светланы.
С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.
Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.
Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.
На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».
Тяжкие мысли одолевают дуна Абрахама, хранителя стола его величества Аурицио Седьмого, короля Кастеллонии. С каким трудом добился он места при дворе, положения в обществе, графского титула, наконец! А любимый сын его и наследник Хайме, пренебрегая благополучием, рвется в дальний морской поход к Островам пряностей, туда, где, бывалые люди рассказывают, «нет пути кораблям – сплошной ил. И небо без звезд». А еще, того и гляди, покажется морской епископ – встанет из моря, «а митра у него светится, из глазищ огонь – ну и все, читай молитву, если успеешь… А морской змей? Как высунет шею из воды, как начнет хватать моряков с палубы…».
Две фантастические повести — «Химера» и «Девиант» — примыкают к роману своей нравственной проблематикой, драматизмом, столь свойственным ушедшему XX веку. Могут ли осуществиться попытки героев этих повестей осчастливить человечество? Или все трагические противоречия эпохи перекочуют в будущее?От автора. В 1964 году был опубликован написанный совместно с И. Лукодьяновым рассказ «Прощание на берегу». Мне всегда казалось, что в этом рассказе, в его проблематике таятся неиспользованные возможности. Обстоятельства жизни не позволили нам вернуться к нему, а в 1984 году И.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)