Девчонки и мальчишки - [9]

Колька на меня разозлился:

— Ну что ж, я теперь, по-твоему, травиться должен? Делай, как говорят, и все! Да не забудь, что сегодня воскресенье, вечером они на катке! Там будет эта… Лелька со своим Колбасиным кататься.

Вечером мы с Колькой взяли коньки и перелезли через забор на каток. Вскоре мы заметили Лельку с Танькой, а около них Колбасин увивался — то пистолетиком ездил, то восьмерку делал. А потом мы их догнали, и я хотел им показать, как надо ездить, но случайно упал и коленку расшиб.

Девчонки все закричали: «Ой!» — а Колбасин сказал:

— Так и надо! Чтоб не хвастался!

А Танька обрадовалась:

— Но он же перед нами, перед нами!

Подъехал Колька и, увидев Лелю, растерялся и не мог сказать ей «здравствуйте», хотя она первая с ним поздоровалась. А Колбасин это заметил и съехидничал:

— От волнения юноша потерял дар речи!

Колька посмотрел на него презрительно:

— Дар речи! Потерял! А ну-ка, давайте отсюда! Фьють!

Колька мог ударить Колбасина по шее, но не ударил. Он только толкнул его локтем.

— Ты потише! — сказал Колбасин и, подхватив девчонок, уехал с ними.

А я с Колькой остался сидеть на скамейке, потому что очень болела нога.

23 января. Все-таки Колька мой настоящий друг. Я лежу в постели, а он меня навещает каждый день. Врач сказал, что у меня серьезный ушиб и нужен покой. Но покоя у меня нет. Например, Колька с утра уже звонил три раза и спрашивал, как аппетит и температура. Я сказал, что течение болезни нормальное. А Колька вызвался достать профессора. Вскоре выяснилось, что профессор у Кольки по уху, горлу и носу и мне не подходит. Я не понимал, почему Колька так стремится, чтобы я побыстрее пошел в школу. А потом понял: он хочет, чтобы я побыстрее втерся в доверие к Лельке и Таньке и попал бы к ним в музыкальный кружок.

Но я и без него очень хорошо втерся в доверие. Лелька и Танька тоже навещают меня. Я уже написал свою музыку для песни «Девчонки и мальчишки», и репетиции у нас идут полным ходом. А Танька говорит, что я баснословно талантливый человек. Ей очень нравится, как я играю на пианино. И мне нравится, как она поет.

26 января. Сегодня днем в классе произошло ужасное событие. Я никогда не думал, что Колька ведет дневник, а он, оказывается, ведет. И этот дневник нашел в классе Колбасин и всем его прочитал. Все дураки хохотали, а мы с Колькой стиснули зубы.

Вечером мы узнали, что Колбасин идет на шестичасовой сеанс в кино, и мы тоже пошли за ним. А потом по дороге из кино незаметно обогнали его и устроили засаду в темном парадном. Он входит в парадное, насвистывает, а мы вдруг встаем перед ним! Он даже опешил:

— Вы?!

А я взял его за шиворот и говорю:

— Ты что Колькин дневник читал?

— Просто так, — отвечает нахально Колбасин. — А ваша Лелечка покраснела!

Тут Колька сказал:

— Покраснела? А ты у нас сейчас посинеешь!

— Вы что же, бить будете?

— Нет, — сказал я, — внушение сделаем!

Может быть, мы бы Колбасина и не били, но он сказал, что мы идиоты, и разъяснил, что идиотами называли в древней Греции таких людей, которые не участвовали в общественной жизни.

Я очень люблю историю древней Греции, но при чем мы?

И тут мы ему дали за идиота!

27 января. Ура! Я узнал, что наш классный руководитель — учитель черчения — очень хороший человек. И это вышло совершенно случайно. Я пришел в учительскую за разными циркулями и кубами для урока геометрии. Здесь сидел Сергей Петрович. И вдруг циркуль у меня упал на пол и разлетелся на две части. Это у него просто винт выскочил. Я начал чинить циркуль за шкафом и вдруг слышу, в учительскую входит Колбасин.

Я хочу разговор Колбасина с Сергеем Петровичем привести дословно, потому что из него можно понять, что мы зря Колбасина выбрали старостой.

Когда Колбасин вошел в учительскую, Сергей Петрович его сразу спросил:

— Что это у тебя, синяк под глазом?

— Нет, — ответил Колбасин. — Кровоподтек. От удара.

И тут началось.

— А что случилось? — спросил Сергей Петрович.

— Меня избили.

— Кто?

— Два ученика.

— Они из нашей школы?! — удивился чертежник.

— Даже из нашего класса.

— Кто, назови?

— Дудкин и Пташкин.

— Коля и Миша?

Я стоял за шкафом и не шевелился. А вдруг меня сейчас позовет Сергей Петрович?

Но он не звал.

А Володька ему начал рассказывать и про то, как я его схватил за шиворот, и про древнегреческого идиота, а потом, наконец, дошел и до драки.

И тут он сам себя выдал с головой.

— Значит, ты, Колбасин, из-за идиота, так сказать, за эрудицию пострадал? — спросил Сергей Петрович.

— Нет, за Колькин дневник, — сказал Володька. — Вот вы посмотрите, что там написано! Только посмотрите! Вот это место, например.

Тут Сергей Петрович стал читать:

«Сегодня я видел Лелю в окне. Она выбивала палкой ковер. Я хотел ей помочь, но не решился. Она на мое окно даже не посмотрела. И почему это я Зину могу звать и Зинка и даже Зиночка, и Таньку тоже как угодно, а вот имя Леля мне произносить трудно? Называю ее только Лелькой или по фамилии — Сверчкова. И почему это?!»

— Видали? Ага! «Почему?» — спрашивает, — обрадовался Володька, — философствует!

— И ты это читал всему классу?

— Да. А что? Пусть глупостями не занимается. Я, как староста, должен…