Девчонки гуляют допоздна - [5]

— А, понятно. Да, это я нарисовала. — Я снова уменьшаюсь до своего обычного размера.

— Так ты и сейчас рисовала слоников?

— Надеюсь, что нет, — говорит Магда. — По идее, она рисовала меня.

— И меня, — встревает Надин. — И еще тебя!

— Меня? — Он моментально загорается любопытством.

— Помолчи, Надин, — говорю я.

— Да ладно уж, покажи. Вот, смотри. — Он раскрывает свой альбом. — Это ты.

С сильно бьющимся сердцем я вглядываюсь в рисунок. Никогда еще я не видела своего портрета, нарисованного кем-то другим. Правда, Моголь изображает меня в числе прочих, когда малюет цветными карандашами на тему «Моя семья», но там я имею вид двух кружочков с четырьмя палочками и дико торчащими волосами, так что его портреты не очень-то лестные.

А этот мальчик нарисовал меня… просто удивительно. Он великолепно рисует. У него точно такой же фломастер, как у меня, но какие свободные, стильные линии! Он явно увлекается графикой Обри Бердслея.[1] Так же уверенно размещает фигуру в центре листа, очертив ее смелыми контурами, и невероятно подробно выписывает детали — волосы, черты лица, даже фактуру свитера. Мои волосы, мое лицо, мой свитер (точнее, позаимствованный у Моголя). Он нарисовал меня такой, какой я хотела бы быть: умной, сосредоточенной. Я рисую в альбоме. Рисую его. А нарисованный он тоже рисует мой миниатюрный портрет.

— Классно! — восхищается Надин. — Смотри, он нарисовал, как ты рисуешь, как он рисует тебя, а ты нарисовала, как он рисует, как ты рисуешь его.

— По-моему, ты заговариваешься, Надин, — замечает Магда. — Давай, Элли, покажи ему.

Она выхватывает у меня альбом и показывает парню нарисованный мною портрет его самого. Тот смеется в полном восторге.

— Замечательно!

— Ни капельки, совсем не так хорошо, как у тебя.

Мне становится досадно. На самом деле я не выскочка и нисколько не переживаю из-за того, что я не первая ученица и не блистаю успехами в спорте, но в одном я всегда была уверена — что я хорошо рисую. Лучше всех в классе.

— Ты в каком классе? — спрашиваю я.

— В одиннадцатом.

На душе у меня полегчало. Может быть, через два года я тоже буду так рисовать. Может быть.

— А ты в каком, Элли?

— В девятом. Мы все в девятом.

Надин переглядывается с Магдой, и обе они раздраженно вздыхают — зачем я их выдала? Наверное, они вполне могли бы сойти за десятиклассниц. Может, даже старше. Но я со своим маленьким ростом и пухлыми щеками, да еще с ямочками, легко могу показаться малявкой лет одиннадцати-двенадцати. Если только не учитывать грудь. Я ерзаю на стуле. Нет, я не выпячиваю грудь. Просто сажусь немного прямее.

— Я пойду возьму себе еще кофе. Вам, девочки, принести что-нибудь?

— Да мы уже собирались уходить, — говорю я.

— Нет, не собирались, — говорит Магда. — Конечно, принеси кофе.

Он улыбается и отходит к прилавку, оставив свой альбом на столе.

— У меня больше нет денег, — шиплю я. — Я и так уже тебе должна, Магда.

— Он заплатит, не развалится. Наверняка у него куча бабок, раз он учится в этой пижонской Холмерской школе, — говорит Надин. — Ты ему здорово понравилась, Элли.

— Ничего подобного! — быстро отвечаю я и снова краснею. — Просто он вежливый.

— Ага, наверное, у него такая привычка: обходить весь «Макдоналдс» и всех угощать кофе.

— Просто он подошел, потому что я рисовала. И вообще, может, он совсем не мной интересуется. Например, тобой, Надин, или Магдой.

— Ты так думаешь? — Магда поправляет волосы и облизывает губы.

— Размечталась, Магз, — говорит Надин. — Он никого в упор не видит, кроме Элли.

Парень возвращается с кофе и садится за наш столик. Рядом со мной.

— Ну, так что ты еще нарисовала, Элли? Между прочим, меня зовут Рассел.

Он протягивает руку. Я хлопаю глазами: неужели он такой формалист, что собирается отметить знакомство рукопожатием? Я подаю ему свою, и тут уже он удивляется:

— Вообще-то я хотел взять твой альбом…

— Ох! — Я чувствую, что заливаюсь краской, и пытаюсь отдернуть руку.

— Давай все равно пожмем друг другу руки, — говорит Рассел и слегка сжимает мою ладонь.

Надин смотрит на Магду и торжествующе кивает. Она была права! Я не могу этому поверить. Как будто я неожиданно перенеслась на Планету Романтики. Со мной такого просто не бывает!

— А теперь посмотрим альбом, — говорит Рассел. Он рассматривает мои шуточные портреты Магды и Надин. — Просто фантастика! — улыбается он.

— Да ну, ерунда. И вообще, это просто наброски. Я могу гораздо лучше, — говорю я. — Но с тобой мне не сравниться.

— А по-моему, у тебя настоящий талант, Элли. Ты собираешься в будущем заняться графикой?

Он разговаривает со мной, как с серьезным человеком. Он и сам серьезный человек. Единственный мальчик, который ухаживал за мной до сих пор, считал, что «графика» пишется через два «ф», и был уверен, что это название клеящего карандаша.

— Да, может быть, — роняю я небрежно.

— Говорят, в Кингтаунском художественном училище очень хорошее отделение графики, — говорит Рассел.

— Нет, туда мне не хочется. Там преподает мой папа, — говорю я.

— А, понятно. Эта проблема мне знакома. Моя мама — учительница начальных классов в моей школе, и мне было так странно поднимать руку и называть ее «мисс». Я надеялся, что буду у нее любимчиком, а она, наоборот, постоянно ко мне придиралась.