Девадаси - [44]

— Завтра мы покинем Калькутту, — промолвил Арджун. — И отправимся в Бишнупур. Я хочу повидаться с женщиной, о которой говорила танцовщица. Амрита! — Он рассмеялся. — Быть может, ее любовь сделает меня бессмертным?

Огненный диск солнца скрылся за горизонтом, красно-синее небо стало чернеть. Тара с наслаждением вдыхала прохладный вечерний воздух. Она уже привыкла к тому, что каждая минута ее жизни наполнена счастьем. Мир перестал быть враждебным, пугающим, жаждущим уничтожить ее любовь. Теперь он был похож на цветущий сад, в котором она жила, — торжествующая, прекрасная, свободная, наконец-то ставшая самой собой.

Тара шла по вечерней Калькутте, и ее смех звенел, как звенели украшения и — радость в душе.

— Смотри, сколько рупий, Камал! Какая щедрость! — возбужденно говорила она, пересчитывая содержимое кошелька.

— Зачем ты сказала этому человеку про Амриту? — озабоченно произнес муж.

Тара вскинула удивленный взор.

— Почему бы и нет? Он сказочно богат, знатен, молод, красив. Возможно, он сделает Амриту счастливой.

Камал усмехнулся, обвил рукой талию жены, и Тара затрепетала, как трепетала всякий раз, когда он прикасался к ней.

— Тебе изменило чутье, моя звезда! У этого мужчины мертвые глаза, они уже все повидали, он пресытился всем, что имеет. Он не может сделать счастливым кого бы то ни было, он способен только разрушать.

— Даже если это так, едва ли он отправится в Бишнупур.

В голосе молодой женщины прозвучали виноватые нотки. Случалось, Тара кляла себя за то, что за минувшие годы ни разу не навестила подругу. С одной стороны, она была готова поделиться своим сумасшедшим счастьем с каждым, с другой — стерегла его подобно цепному псу.

Муж не раз говорил, что им надо съездить в храм, но Тара всегда находила повод для отказа. Сперва это было отсутствие денег, потом ее беременность, а позже то, что Ума пока еще слишком мала.

Вопреки ожиданиям роды были тяжелыми, и Тара долго поправлялась. Однако Камал так трогательно заботился о ней и столь самозабвенно полюбил малышку, что молодая женщина не жалела о перенесенных страданиях. Теперь, когда Уме исполнилось три года, она предлагала ему обзавестись вторым ребенком, но он не хотел и слышать о том, чтобы жена вновь подвергала себя мукам.

Тара не желала посещать храм, ибо боялась, что эта поездка разрушит ее счастье. Кто знает, а вдруг в душе Камала всколыхнутся былые чувства, едва он увидит обитель Шивы! Если бы он узнал о ее страхах, то от души посмеялся бы над ними, но женщина хранила молчание.

Тара и Камал были желанными гостями на праздниках, им хорошо платили; год назад они смогли купить маленький домик и нанять служанку, которая занималась хозяйством и присматривала за Умой в те дни, когда Тара выступала.

Они подошли к своему жилью. Навстречу вышла служанка, девушка по имени Нила, она держала за руку Уму.

— Радость моя! — Родители одновременно устремились к дочери.

Камал подоспел первым и поднял девочку на руки. Большеглазая, светлокожая, с нежным румянцем, Ума была прелестна, и Тара не раз думала о том, что в будущем их дочь будет прекрасна, как богиня. Жаль, что Амрита, у которой тоже растет девочка, не знает о ее существовании.

Тара мечтала о том, чтобы подруга жила в Калькутте, но это казалось невозможным. Для этого Амрите пришлось бы оставить службу в храме и выйти замуж. Вот только за кого?

Молодая женщина не имела понятия, существуют ли на свете достойные мужчины, потому что думала только о Камале.

Во время выступлений женщины смотрели на ее мужа с восхищением, как на живого бога, обращались к нему как к божеству, желали коснуться рукой, и Тара испытывала мучительные приступы ревности, которые старалась скрывать. Конечно, она понимала, что это необходимая часть игры, той игры, в которую они привыкли играть с детства.

Смыв краску с лица и тела, она стояла перед зеркалом и расчесывала волосы, когда муж подошел сзади и накрыл ее груди своими ладонями.

— Ты скоро?

Молодая женщина засмеялась — с мокрых волос Камала капала вода и щекотала ее кожу.

— Знаешь, моя любимая ипостась Шивы — пылкий любовник! — кокетливо произнесла она.

— В древних стихах говорится, что Шива и его супруга так же неразделимы, как холод и жара, огонь и вода, запах и земля, свет и солнце, — заметил он.

— Как мы с тобой! — прошептала охваченная желанием Тара.

Их страсть не угасла, они занимались любовью каждую ночь: это казалось таким же естественным, как дышать воздухом. Днем соединяться в танце, ночью — в любви, быть неразделимыми духовно и телесно, никогда не разлучаться — это и составляло их счастье.

На следующий день выступлений не было, и молодая женщина отправилась на рынок за покупками. Ее сопровождала Нила.

Тара привыкла окунаться в это удивительное пестрое море; она ощущала себя в своей стихии и плыла по ней, как звезда по небу, яркая, независимая, сияющая.

Такой ее и увидел Джеральд Кемпион, увидел и едва узнал. Тара всегда была красива, но сейчас казалась просто блистательной. Внутреннюю напряженность, неуверенность, глубоко запрятанное отчаяние словно смыло неведомой горячей и сильной волной.

На ней были многослойные шуршащие одежды, глаза напоминали черные маслины, пробор гладко причесанных темных волос пламенел яркой, как кровь, полосой, посреди лба — будто третий глаз Шивы — горела алая точка.