Детям до шестнадцати - [6]

– Ну, не догола же, – возразил Николай Геннадьевич. – А раз уж ты такой борец за мировую справедливость, скажи: а как мне нужно поступить? Выгнать Репейникова с урока я не имею права, потому что отвечаю за каждого из вас, а значит, весь урок он должен быть у меня на виду. Разрешить ему заниматься в школьной форме тоже не могу, это нарушение гигиенических норм. Заставить его все сорок пять минут просидеть на скамейке? Он не больной, он допущен к урокам физкультуры, а значит, должен выполнять учебную программу. Других вариантов не вижу. Возражения есть?

– Есть! – не сдавался Саня. – Вот в той школе, ну, в Краснодаре, если кто без формы приходил, его к завхозу отправляли, ну типа всегда надо где-то что-то таскать, убраться… а за физру ставили пару, только не в журнал, и нужно было потом отрабатывать. На соревнования там съездить, от школы, или что-то типа того.

– Ну, посылать Репейникова на соревнования – это пять! – заржал физкультурник, и полкласса тут же мелко захихикали. – Это ты, Лаптев, мощно задвинул. – Короче, я тебя выслушал, и даже с большим интересом. А у Репейникова выбор простой – или занимается в трусах, или я ставлю двойку за урок, делаю запись в электронный дневник и сажаю тут на лавочку.

Петька постоял ещё пару секунд, пробубнил «ладно уж, ставьте парашу» и походкой смертника отправился на «скамью штрафников».

…Торт сожрали быстро – он ведь один, а народу восемнадцать человек, почти весь класс. Саня задумался – а кого нет? Да, точно, Мураша нет, но его с пятницы ещё не было, видно, попал под грипп. Лёхи Щукина тоже нет, но с этим понятно, этого Елеша услала на олимпиаду по журналистике. Бедный Щукин умудрился написать пару заметок в школьную стенгазету «Гимназическая жизнь» – и на собственной шкуре понял, что инициатива наказуема. Как он ни сопротивлялся, но классная Елеша была непреклонна. Посулила, правда, пятёрку по литературе, но ботану Щукину и без того пятёрок хватало.

Саня с первых дней заметил, что здесь, в гимназии, бурлит всякая общественная активность. Конкурсы, олимпиады, лыжные кроссы, стенгазеты, школьное радио… и по сравнению с тихим сонным Краснодаром это было даже интересно. Может, предложить им сделать школьное телевидение? За оператора он бы всяко сработал.

А из девчонок вроде все тут… хотя нет, Жабы не наблюдается. Саня подумал, как верно он с первых минут угадал её прозвище. И с этим гопником тоже почти угадал… пускай не хряк, а боров, но это же почти одно и то же. Девять из десяти. А вот с Жабой, то есть с Лизой Лягушкиной, он попал в десятку.

Ну, что её тут нет – невелика потеря. Чем дальше, тем больше он страдал, что ему досталась такая соседка по парте. Скучная, сонная… и уродина, само собой. Он вдруг представил, как она прыгала бы на физре… в белых шортах и зелёной футболке. Ну стопроцентная лягушка! Жаль, не посмотришь – от физры Жаба освобождена, и как говорят, ещё с прошлого года.

…После торта выяснилось, что больше ни в кого ничего не лезет. Решили утрамбовать съеденное, а лучший способ, как объявила Даша Снегирёва, это танцы. «Что у тебя вообще есть-то? – строго спросила она Петьку. – Давай, диджей, поставь клубняк там какой-нибудь, и чтоб не попсовый, как в прошлый раз!».

Дашу Снегирёву он срисовал ещё в тот свой самый первый урок – именно её он назначил тогда рысью, правда, уже на физике перевёл в пантеры. Всё-таки рысь – это для блондинки, а Даша черноволосая, как и её братец Макс. Оказалось, они близнецы. Раньше Саня думал, что если близнецы – то как клоны, друг от друга не отличишь, но Снегирёвы, или, как их звали в классе, Снегири, всё-таки отличались. Дашка была чуть повыше Макса (и, как с огорчением понял Саня, выше его самого минимум на пять сантиметров… если не на все шесть). Ещё они с Максом отличались цветом глаз – у того они были обычные, серые, а у Даши скорее голубые. А в остальном – довольно похожи. Стройные, гибкие, чёрные волосы слегка вьются, но у Макса коротко пострижены, а у Даши заплетены в затейливо уложенную на затылке косу. И голоса у них тоже похожие, только у Даши он какой-то бархатный, что ли. Мама бы про такой, наверное, сказала «артистичный». Но мама вообще слишком часто вздыхала о театре, который оставила ради папы, потому что какая может быть театральная карьера у офицерской жены? Правда, папа как-то по секрету ему шепнул, что мамин театр – это было немножко не то, что Большой или Малый, а вовсе даже Дом культуры в Петрозаводске.

Но у Даши голос всё равно был артистичный, одно удовольствие слушать, как она, если выпендривается, слегка тянет гласные. Не «покруче», а «покруучее».

Танцевать Саня не слишком умел, да и не сказать, чтобы так уж фанател от дискотек в школах и летних лагерях. Остальные, похоже, были ничуть не более продвинуты – под общую музыку каждый дрыгался как умел, в меру собственной фантазии. Вот если бы это было как в старинных фильмах, когда какой-нибудь там вальс или белый танец, когда надо приглашать дам – тогда да, тогда страшно. Он вспомнил, как в третьем классе – ещё там, в Пензе, мама чуть было не отдала его в студию бальных танцев, но коса нашла на камень. Пришлось неделю истерить и даже ненадолго – до одиннадцати вечера – сбежать из дома, и мама в итоге сдалась. Потом, правда, насчёт побега пришлось объясняться с папой, и вот про это вспоминать не хотелось до сих пор.