Детство Лермонтова - [36]

Мужчины встали, долго раскланивались, благодарили. Григорий Данилович просил назначить час посещения. Сперанский ответил, что он приедет после шести вечера, закончив очередные дела.

С поклонами Столыпины удалились, и тотчас же доложили Елизавете Алексеевне об успешном их визите к губернатору.

Наталья Алексеевна забеспокоилась и высказала вслух причину своего беспокойства:

— Конечно, неплохо нам с Гришей принять в нашем доме губернатора, но это же влетит нам в копеечку? Не лучше ли было бы добиться, чтобы Лизонька к нему съездила?

Но Арсеньева, взяв свой огромный кожаный баул, с которым никогда не расставалась, открыла замок, вынула оттуда несколько крупных ассигнаций и протянула сестре.

Наталья Алексеевна одобрительно переглянулась с мужем, быстро засунула ассигнации к себе в большой карман, где лежали ключи и носовой платок, и спросила всех присутствующих:

— Так что ж мы будем готовить — обед или ужин?

Все оживленно стали обсуждать подробности приема.

Елизавета Алексеевна тотчас же послала записку Сперанскому, что она сердечно благодарит его за лестное внимание и с великим нетерпением и радостью будет ожидать его посещения.

С этого часа началась суета. Созвали дворовых и велели им мыть оконные стекла и полы в комнатах. Нарочные поскакали к торговцу ранними овощами и ягодами, кучера послали к брату Александру Алексеевичу за кондитером, который мастерски выпекал торты, пирамиды и пирожные. Афанасий Алексеевич с утра съездил за редкими винами. Сестры дружно советовались, как особенно парадно убрать стол, какими букетами его украсить.

Наконец все было сделано. Зажжены были многосвечные люстры и стенные бра, хотя еще было светло, разостланы красные ковры на лестнице, все кушанья были проверены, все люди были на месте.

Сперанский оказался точным. Предупрежденные дворовые, нарушая обычай, вбежали в дом сообщить, что губернатор жалует.

Все Столыпины вышли приветствовать Сперанского и провели его в зал, сияющий огнями. Вскоре Михаил Михайлович спросил:

— А где же мой маленький тезка, из-за которого загорелся весь сыр-бор?

Все спохватились — где же дети? Никто и не думал, что Сперанский захочет увидеть Мишеньку.

Но дети были в полном порядке: нарядные, причесанные, умытые, они сидели в маленькой чайной комнате и ели клубнику с молоком.

Арсеньева торжественно повела своего гостя к детям, а Сперанский так вежливо поддержал ее под руку, что со стороны нельзя было сразу догадаться, кто кого привел; за ними следовали Григорий Данилович с супругой и Афанасий Алексеевич.

Арсеньева, роняя слезы, доверительно говорила своему спутнику:

— Что делать? Я имею к этому ребенку пристрастную любовь. Ведь это сын моей дочери. Я счастлива, что я могу вам показать моего маленького ангела!

Когда они вошли в распахнутые перед ними двери, Арсеньева обратилась к внуку:

— Мишенька, поздоровайся с Михаил Михайловичем!

Мальчик нехотя слез со стула, кивнул головой, сумрачно и недоверчиво поглядел в хитрые, умно прищуренные глаза Сперанского и поздоровался. Сперанский его приласкал, потом обратился к Анете:

— А эта чья красавица?

Анета тотчас же легко встала, жеманно присела, ущипнув пальчиками свою пышную юбку с обеих сторон. Обе бонны, церемонно раскланявшись, просияли, довольные результатом своих наставлений.

Взрослые удалились в сторону. Арсеньева, усевшись рядом со Сперанским, тотчас же провозгласила здравицу Михаилу Михайловичу. Все присутствующие ее горячо поддержали. Потом в течение долгой трапезы беседа шла только на одну тему. Сперанский внимательно и подробно расспрашивал у всех присутствующих детали этого тонкого и необычного дела. После трапезы перешли из столовой в маленькую зеленую гостиную. Михаил Михайлович попросил бумаги и чернил и предложил Арсеньевой продиктовать ему текст завещания. Елизавета Алексеевна диктовала, Столыпины ее поправляли, Сперанский подсказывал отдельные фразы и переделывал некоторые места.

Наконец он вручил исписанный лист Арсеньевой и простился, говоря, что этот документ надо закрепить законным порядком, но что он надеется как-нибудь обойти закон. Затем он предложил Арсеньевой вызвать зятя, предварительно побеседовать с ним так, чтобы тот понял, что Арсеньева ребенка ему не отдаст.

Миша заметил, что после первого же посещения Сперанского бабушка приободрилась. Она не то чтобы повеселела, нет, — к сожалению, бабушка никогда не бывала веселой, она никогда не смеялась, только улыбалась иногда, желая показать, что она довольна обществом своего собеседника.

Прежде всего надо было довести до сведения Юрия Петровича истинное положение дел, поставить его в известность, каково состояние сына его, естественным опекуном которого он является.

Для этого Арсеньева получила необходимый ей документ.

В мае 1817 года она перевела на имя внука ту часть крестьян, которые считались принадлежащими Марии Михайловне. Вместо богатого приданого Мария Михайловна имела только шестнадцать душ крестьян без земли, а богатое поместье, которое она со временем могла получить от своей матери Арсеньевой, оказывается, было полной собственностью Арсеньевой, и она вольна была дарить его кому ей вздумается.