Детство без Интернета - [5]

— Дурак я был, Борька, поменял такую коллекцию на сломанную румынскую саблю. Она то мне и на хер не нужна была…., — наверно именно тогда, вот это его сожалеющее воспоминание и зародило во мне страсть к коллекционированию.

Тут нас и нашла мать: отца хорошо датого и с ностальгическим настроением, меня раздутого лимонадными газами и обожравшегося конфетами. Отец тогда забрал себе кинжал и ракетницу, а с остальным разрешил и дальше играть.

А кругом нас окружала ВОЙНА….!!!! Хоть мы и родились после войны и не видели, и не пережили тех военных ужасов, невзгод, страха и голодуху, что пришлось хлебнуть тем пацанам и девчонкам, кто родился до войны, но ВОЙНА органически вошла в нашу детскую жизнь как само собой разумеющее. Она была частью нас с самого рождения. Я стал себя осознавать — как личность, пусть даже и детскую, со своими переживаниями, эмоциями, детскими проблемами и обидами, какими-то смутными воспоминаниями, в четыре года. И в эти четыре года, как часть меня самого — стала ВОЙНА. Да… я не мог тогда осознавать — Что такое ВОЙНА! Но я знал — что она, ВОЙНА, была. Я не понимал — какая разница была между фашистами и немцами?! Кто такие фронтовики?! Но зато, в четыре года чётко знал, что на ВОЙНЕ все делились на НАШИХ и НЕ НАШИХ. И мой дед Матвей, с непонятным мне словом фронтовик, у которого я жил в Костроме целый год — был НАШ и он воевал на ВОЙНЕ. Это потом, гораздо позже узнаю, что дед Матвей прошёл Финскую войну и два года с 41 по 43 год Великую Отечественную в Заполярье, где был командиром расчёта противотанкового ружья и у него на счету два танка.

Беззаботные детские годы проходили в играх, шалостях, с мимолётными детскими огорчениями и радостями, когда у тебя есть папа, мама, дом, где светло и тепло, и где тебя любят и где тебя оберегают, до поры до времени, от суровых реалий жизни. Мне было семь лет и мы уже два года жили в городе Орша, где всё напоминало о прошедшей войне.

Вроде после войны прошло семнадцать лет и за эти годы всё брошенное немцами было собрано и переплавлено. Но мы, пацаны, знали — где и что можно найти и стабильно раз в неделю…, в две в окрестностях города гремели взрывы, где насмерть подрывались мальчики, юноши или молодые парни. Пытаясь реанимировать найденное оружие и боеприпасы. В лучшем случаи отрывались пальцы, кисти детских рук, хуже — выбивались глаза… Но всё равно. Десятки и сотни пацанов, безбашенно шли на поля за вокзалом, где как землянику, в течение получаса можно было набрать полные карманы немецкого артиллерийского чёрного пороха в виде круглых, длинных цилиндриков, который шёл на опасные забавы. Если цилиндрик поджечь, наступить ногой и вовремя отпустить, то он летел как маленькая ракета метра на два-три. И сколько с помощью пороха было устроено в городе пожаров, сколько выжжено глаз и получено ожогов — это знает наверно только один Бог.

Поле это не раз перепахивали, но всё равно пороха там было немерено и новые волны несчастных случаев с детьми прокатывались через город. А если перейти это громадное поле, то можно попасть в угрюмый, чёрный лес, который был когда-то огорожен рядом ржавой от времени колючей проволоки и выставлены таблички с предупреждением о минной опасности. Взрослые туда не ходили, а мы… — только так. Я тоже ходил туда в большой компании взрослых пацанов, но только один раз. Сходили удачно и нашли там кучу оружия. Ржавого правда, но чтобы увлекательно играть в войну этого было достаточно. Тут было несколько автоматов, винтовки и один тяжеленный пулемёт. Это я потом, когда стал взрослым, узнал что это был МG, правда приклад наполовину разломан и сгнил. Взрослые пацаны не хотели его брать из-за тяжести, но потом сказали мне: — Дотащишь, он будет твой….

Как его дотащил до укромного места на окраине города и меня не повязали, уже не помню. Помню — было очень тяжело. Но был горд от похвалы старших парней и поэтому выдержал и этот поход, а потом ночной рейд, когда мы всё это перетащили уже во двор. Потом мы целыми днями сидели в кустах за сараями и старались привести оружие в порядок. У старших что-то получилось. Стрелять оно конечно не могло, но всё равно приведённое в порядок оно смотрелось солидненько. У меня же с пулемётом ничего не получилось, но я гордился — У меня был СВОЙ пулемёт. Ну и что, что он был тяжёлый и я его еле таскал. Он у меня был и всё.

Пулемёт у меня вскоре отобрали старшие парни, с другой улицы. Тогда ж было чёткое распределение — Наша улица… Их улица… Их район…, наш район… И все границы строго соблюдались. Конечно, в одиночку или вдвоём с товарищем разрешалось ходить и на другую улицу, и в чужой район и тебя не тронут. Но вот компанией нельзя — это считалось набегом и всё кончалось дракой за территориальную целостность. Вот в такой набег и отобрали у меня. Пока мне собирали подмогу, чтобы отомстить, пулемёт безвозвратно «ушёл». Отомстить мы отомстили, но я остался без оружия и пришлось что-то срочно себе подыскивать. И уже через неделю у меня была винтовка. Тоже ржавая, но главное я опять и на равных мог участвовать в играх про войну.

Весной, летом и ранней осенью местом наших игр был двор, сарай и территория за сараем. Часто лазали на металлическую крышу своего четырёхэтажного дома и смотрели оттуда на открывающиеся дали. Но за это нас гоняли взрослые. Иной раз в компании более взрослых пацанов бегали купаться на Днепр, напротив льнокомбината. Или же убегали в большой сквер в трёхстах метрах от дома, больше похожий на заброшенную рощицу. Там, в центре рощи, был старый немецкий бункер из бетона. Вот там мы тоже играли.