Детский Мир - [86]

— Хватит болтать, переходи к делу, — хорошо поставленным голосом указал он.

— Гм, — кашлянул здоровяк. — Кого из боевиков знаете?

— Никого, — быстро среагировала Афанасьева.

— А его? — он продемонстрировал фото Баги, и, уловив реакцию Мальчика. — Он то знает. Знаете и вы, а нагло врете, что не знаете боевиков.

— Я в жизни не врала, не так воспитана. А этого молодого человека, — она указала на фото, — пару раз видела. Так он не боевик, и я не знаю, что такое боевик, знаю — ополченец.

— Ух ты, какая терминология, — снова выступил толстый мужчина. — Прямо правозащитница.

— Да, и защитница, и труженица. Я, я, — голос у нее стал срываться, — я ветеран и инвалид войны, полвека трудовой стаж. Посмотрите мои документы.

— Вижу, — бесстрастный голос.

— Да что вы можете видеть?! — теряет бабушка контроль. — Перед старухой и ребенком маски напялили. Даже фашисты лиц не скрывали. А на вас нет лица, нет совести и чести.

— Так, заберите мальчика для выяснения личности: может, сын боевика.

— Нет, — бабушка бросилась к Мальчику, не устояв, упала, подмяв его под себя.

Тогда над ней сжалились, подняли, уложили в постель, а она ухватила с собой и Мальчика.

— Ладно, — видимо, и людям в масках все это надоело. — Вы сегодня написали заявление на имя прокурора.

— Да, и на имя местного прокурора Звягина, и на имя генерального прокурора и президента России, и в Европарламент напишу, и прессу назавтра вызвала, и.

— Хватит, хватит, — перебили ее. — Прессы не дождетесь. А завтра будет следователь, заявление отзовите, не то попадет в сортир.

— Что ж вы так Туаева покрываете? Ведь он чеченец! — поняв о чем речь, явно осмелела бабушка.

— Туаев, как и мы, — с издевательским пафосом, — присягу на верность дал.

— Ха-ха-ха, — в тон им неестественно засмеялась Афанасьева. — Интересно, что за присяга? Наверное, на развал и грабеж России.

— Дура! — процедил толстяк, и, уже уходя из квартиры, бросил здоровяку. — Не марайся, сама скоро подохнет.

На следующий день, к обеду, действительно прибыл следователь прокуратуры; без приглашения бабушки, по-хозяйски сразу же сел, обдавая комнату зловонием перегара и слащавого дезодоранта. Раскрывая папочку, с ходу начал о неприятном:

— В городе резко обострилась криминогенная обстановка.

Бабушка и так всю ночь не спала, корила себя за вчерашнюю несдержанность. О себе вообще не думала, но как она могла позабыть о Мальчике. Ведь могли что угодно сделать, и никто бы ничего не узнал, ни за что бы не ответил. Всю ночь она благодарила Бога, что все так прошло, просила для себя терпения, счастья Мальчику, свободу Розе, и ныне, стараясь быть деликатной:

— Да-да, обстановка очень тревожная, — пытаясь присесть на кровати, поддержала прокурора она.

— Вчера ночью, — бесстрастно продолжал пришелец, — совершено покушение на главврача — ранен, чудом остался жив.

— Боже! — совсем испугалась бабушка, в страхе посмотрела на Мальчика. — Это главврач больницы Розы?

— Именно. Вчера здесь был, — разговаривая, он ковыряется в многочисленных бумагах.

— Зря он такую бучу вокруг этой Розы затеял.

— Какой беспредел?!

— Не то слово. Ах, вот, — он достал один листок, и уже более официальным, даже чеканным слогом. — Гражданка Афанасьева, я считаю, вам, наверное, тоже надо бы отозвать свое заявление.

— Что значит «тоже»? Разве главврач отозвал свое?

— Ну, я ведь вам сказал, что на него совершено покушение.

— Погодите, — бабушка поправила очки. — А Роза? Ведь человека средь бела дня своровали, и все знают, кто это сделал, некто Гута Туаев, чуть ли не министр!

— Вот именно, — заерзал на стуле прокурор. — И дело здесь весьма запутанное. Если вы знаете, то и на Туаева совершено покушение, при этом похищен его брат.

— А при чем тут Роза? — стал повышаться голос бабушки.

— Понимаете, оказывается, эта Роза является женой Туаева, и нам не гоже вмешиваться в местные порядки, нарушать традиции гор.

— Что значит «не гоже»? — она уже теряет контроль, повысила голос, — разве не вы здесь наводите «конституционный порядок»? Где наш российский закон? И я в Грозном более сорока лет живу, а традиция воровать людей мне до сих пор не ведома.

— Бабушка, успокойтесь, — вступил в диалог Мальчик.

— Ребенок прав, успокойтесь, — безучастен тон прокурора. — И мой вам совет: заберите свое заявление.

— Что? — вышла из себя бабушка. — Вы хотите, чтобы и я участвовала в вашем саботаже? Да я на вас жалобу напишу! Как ваша фамилия? — ее костлявая длинная рука потянулась к пришельцу.

Тот резво вскочил, попятился и с презрением в голосе и на лице:

— Так заберете заявление, иль я его того?

— Я вам дам «того», я вас всех к порядку призову!

— Мц, — будто очищая зубы, издал прокурор сытый звук, и ступив к выходу, как жалеют собаку. — Не будь вы, вроде, русской, кто бы с тобой цацкался, старая мымра!

— Вон! Вон отсюда! — совсем рассвирепела Афанасьева, и с неожиданным проворством схватила у изголовья трость, метнула в прокурора, попала.

— Ах, так! — гримасой исказилось лицо правозащитника, и, словно в удовольствие, он демонстративно разорвал в кусочки ее заявление и швырнул. — Вот вам конституционный порядок, — мотыльками запорхали кусочки бумаги.