Детская библиотека. Том 65 - [260]

— В венецианской лагуне, ваше сиятельство.

— Вы прибыли на корабле? Долго ли он останется в наших водах?

— Это моя собственная убогая ладья, граф.

— Уж не британская ли яхта «Южный Крест», что привела в восхищение всех наших знатоков мореплавания?

— Да, синьор, таково название моего суденышка.

— О боже! Вы заставляете меня мучительно краснеть за этот прием в вестибюле у запертых дверей! Умоляю вас, дорогой лорд, распоряжайтесь этим домом, как своим собственным. Отец Фульвио, я прошу вас остаться с милордом. Прошу вас, отец Фульвио, задержите милорда хотя бы до моего возвращения. Увы, я уже рискую опоздать!

С этими словами старый вельможа сердечно пожал сухие пальцы лорда-адмирала и в сопровождении верного слуги уселся в гондолу.

— Отроду не видал более обязательного джентльмена! — пробормотал рыжеусый спутник лорда-адмирала.

Его преподобие Фульвио ди Граччиолани, мягко овладев рукою гостя, повел его по анфиладе парадных залов. Заканчивая осмотр, милорд остановился перед портретом покойной графини Беатрисы. Британский гость пристально взглянул на ее сверкающие плечи, на черные глаза, полные жизни и ума, отвернулся с безразличным видом и вслед за патером проследовал своей хромающей походкой к выходу из парадных залов. Отец Фульвио увлек милорда в один из покоев второго этажа. У накрытого стола уже хлопотал молодой проворный слуга. Усадив гостя за стол, иезуит незаметно снял с указательного пальца перстень с агатовой печаткой. Уверенным движением длинных белых пальцев он отвернул камень и нащупал под ним крошечный тайничок…

Слуга сервировал вина и стаканы. Два одинаковых резных бокала из больших цельных кусков горного хрусталя привели гостя в восхищение. Граф Ченсфильд поднял один из них и подержал его против света. Искусный узор стоил венецианскому гранильщику долгого, кропотливого труда! Патер Фульвио, не сводя с лица гостя пристального взгляда, молниеносным движением наклонил над вторым бокалом перстень; из него выпала прозрачная крупица.

Струя столетнего вина, душистая и густая, наполнила оба сосуда до краев.

— Лафкадио, — сказал патер слуге, — отодвиньте этот поднос. Пусть вино немного отстоится и осадок опустится на дно. Нас еще не было на свете, милорд, — добавил он мечтательно, — когда трудолюбивый виноградарь собрал сей благовонный сок и укрыл бочонок в глубоком подвале… Сбор 1699 года! Я прошу вас, синьор, осушить бокал и принять его в дар на память о посещении нашего дома.

Гость поклонился:

— Мне приходится сожалеть, святой отец, что обязанности уже зовут меня назад… С большой охотой я провел бы еще месяц на Средиземном море, но, увы, во Франции якобинцы грозят трону новыми потрясениями. Фландрия охвачена бунтом, и над отечеством моим сгущаются тучи. Английскому воину пора вернуться к своему боевому коню! Нынче я покидаю Венецию.

— Но просьба графа, синьор? Он не простит мне поспешного отъезда вашего лордства! Он, несомненно, пожелает сам показать вам свой дом и собрание.

— Я посредственный знаток искусства. Из всего собрания мне запомнился только портрет графини д'Эльяно.

— Вам известна ее судьба, синьор? — спросил иезуит вкрадчиво.

— Я слышал о ней. Она была убита артисткой Франческой Молла. Но смерть графини была не единственной жертвой…

— Кого вы еще изволите иметь в виду, синьор?

— Гибель сына артистки Молла, синьора Джакомо, презренного пирата, который бесславно пал в морском сражении, можно сказать, на моих глазах. Его историю я слышал… Вероятно, граф д'Эльяно никогда не вспоминает о своем несчастном отпрыске?

— Нет, граф долго разыскивал Джакомо Молла.

— Вот как? Известна ли ему плачевная участь сына?

— Мы… скрываем от него истинную судьбу Джакомо Молла, дабы уберечь сердце графа от потрясения.

Монах взял с подноса свой бокал и, заглядывая гостю в глаза, подвинул ему второй бокал. Голос его был ровен, в нем звучала грусть.

— Но граф Паоло еще не потерял надежды отыскать потомков погибшего синьора Джакомо; их ожидало бы огромное наследство…

У лорда Ченсфильда зажегся в глазах дьявольский зеленый огонь.

— Ручаюсь вам, святой отец, что вы нигде в мире не сыщете этих потомков! Джакомо Молла унес в свою могилу память о сиротском приюте, куда граф д'Эльяно без колебаний позволил поместить этого ребенка. Дальнейшая судьба Джакомо Молла после этих трех злополучных лет была бурной, но он создал ее сам, без отцовской помощи. Золото, машины, рабы — вот его вера, любовь и утешение! Графа д'Эльяно постигла кара — он умрет бездетным. Я понимаю тяжесть этой участи, ибо сам лишился единственного сына, Чарльза Райленда… Сходство наших судеб, моей и графа д'Эльяно, давно занимало мои мысли, и я рад, что встретился лицом к лицу с таким же злополучным одиноким стариком, как я…

— Не судите, да не судимы будете! — Слова графского духовника прозвучали торжественно и веско. Свой бокал он снова поставил на поднос.

Зеленый блеск в глазах милорда стал похожим на мерцание зрачков раненого леопарда. Медленно, глядя прямо в глаза иезуиту, он сказал отчеканивая слова:

— Граф д'Эльяно навеки потерял право называть Джакомо своим сыном. Синьор Паоло не оставит потомков: это приговор мстящей судьбы! Аней!.. Однако, святой отец, меня давно привлекает это чудесное вино! Кажется, осадок уже осел. За ваше здоровье и за продление дней нашего очаровательного хозяина!